Владимир Краснов

1 мая 94 года  00:55 “Христос воскресе!” “Воистину воскресе!” слова эти, сказанные со ступенек церкви святителя Николая и нестройно повторенные старушками...  Вечером. Погода испортилась. В восемь часов утра уже шумел за окнами дождь и не верилось, что ночь была такой тихой, что свечи, зажженные для крестного хода, не гасли пока люди обходили церковь, спотыкаясь о камни и строительный мусор. Народу было много, но молящихся и слушающих небесный голос отца Николая, среди них было немного и все они стояли ближе к бедному (если не сказать хуже) алтарю, состоящему из нескольких икон и царских врат на скорую руку и довольно нескландно сделанных из некрашеных досок. Остальная публика шумела, толкалась, переговаривалась и любопытно озиралась по сторонам.[Читать дальше]

Вербное воскресенье. Старушки с веточками вербы ехали в Боровичи, в цéрквушку. Народу в автобусе было мало и, кроме меня и старушек, ехали две молодые дамы, сошедшие на Парковой. Утро сегодня ясное, со следами ночного мороза и тихое, необыкновенно тихое. Налитая едва ли не до краев Мста вольно и широко неслась по известному пути своему, несся на широкой своей спине круги и кольца пузырей и подхваченный по пути прибрежной сор. За новым мостом спокойный бег её обрывался и уже в Рамшаге она ревела на порогах и перекатах, точно напуганная разнузданностью собственной стихии. Лес наполнился зеленоватым дымом и гомоном птиц. Когда автобус, натужно подвывая, поднимался в Шиботовскую гору, я увидел журавлей, низко летящих над дорогой.[Читать дальше]

Ветер выдувает из моей комнаты ненадежное (нестойкое) коммунальное тепло, дребезжит отставшим стеклом и сечет в окно снегом. Холодно, и, чтобы согреться, я гоняю чаи и слушаю старые пластинки. Стучит на столе будильник, дымиться в кружке горячий чай а я, пребывая в здравом уме и твердой памяти, невольно отбываю из вещественного мира в мир бесплотных теней и зыбких, переменчивых, воспоминаний, возникающих по прихотливой воле сознания. Шипит и потрескивает игла, а мне кажется, что это прошлое пылает, шипя и потрескивая, бездымным и бесцветным пламенем. Вот у него я и греюсь, как у костра на берегу озера. И мне уже не сорок четыре, а семнадцать лет, и сейчас я окажусь на нарах в тесной закопченной землянке, полный комаров. И вновь покатится из тьмы в тьму[Читать дальше]

Автостанция. Большая оранжевая луна на празднично синем сукне утреннего неба как большая жирная точка в конце, поставленная с нетерпением первоклассника, наконец-то закончившего домашнюю работу. Послезавтра мне стукнет сорок четыре года. Странно, но я никак не могу привыкнуть к своему возрасту и окончательно осознать, что скоро пятьдесят, а так там и конец жизни не за горами.  Сегодня тихое морозное утро без надоевшего ветра и легкий, разлетающийся под ногами, снег, по которому так хорошо прокатиться на лыжах. Сколько же это лет не катался на лыжах? По-настоящему, с детства. [Читать дальше]

Отец Дмитрий за чаем рассказывал как много нищих, больных и всякого сброда ходит по ночам к церкви. “Парень молодой приходил Николу. Плачет: “хлеба, хлеба…” Я его сначала прогнал, много их шляется, а потом выглянул в окно, а он стоит у забора и плачет. Худой, грязный, в пальто и без шапки. Я позвал его к окошку подал форточку что у меня было, сказал: “Завтра приходи”. Не пришел. [Читать дальше]