Клад не всякому дается
Русская поговорка
Двести с лишним лет назад в России началась промышленная разработка каменного или, как тогда говорили, «земляного» угля. И началась она не в знаменитых ныне шахтерских регионах, а в заросших бурьяном карьерах под провинциальными Боровичами. Именно там под руководством действительного статского советника Николая Александровича Львова была добыта и затем на десяти барках по Мсте, Волхову, Ладоге и Неве переправлена в Санкт-Петербург первая промышленная партия угля общим весом более пятидесяти тысяч пудов по тридцати копеек за пуд, что было намного дешевле привозного английского угля.
Этому предшествовала цепь больших и малых событий, коим в 1768 году был дан ход рапортом в Бергколлегию бывшего главного командира Боровицких и Мстинских порогов генерал-майора М.А.Муравьева. К рапорту, написанному по-военному четко, прилагались образцы угля и письмо новгородского губернатора Якова Сиверса. В письме подчеркивалось, что Муравьев самолично отыскал запасы угля в собственном имении Устье при впадении реки Крупы во Мсту, а также на противоположном берегу Мсты возле деревни Бобровик. На это обстоятельство обращено внимание скорее всего не совсем случайно - годом раньше Императорское Вольное экономическое общество назначило премию тому, «кто в Новгородской губернии найдет каменное уголье и в общество сие пришлет оного на опыт несколько кулей».
Но, как констатировали потом состояние дел труды Вольного экономического общества, «как поныне никто еще не явился для сего знатного награждения, то по сему можно подумать, что никто ещё, может быть, не прилагал и старания о снискании сего подземного сокровища…»
Чтобы избавиться от сырьевой зависимости, России нужно было во что бы то ни стало найти замену привозному английскому углю. Неизвестно, кто получил это вознаграждение и было ли оно выплачено вообще, но «в том же 1768 году, - как отмечал позднее «Правительственный вестник», - императрица Екатерина Вторая снарядила экспедицию из академиков Палласа и Гмелина для геологического исследования России». Экспедиция подтвердила сведения о наличии боровичского угля, попутно разведав его запасы в других местах Новгородчины. Академики дали такую характеристику углю: «Скоро загорается и долго держит огонь».
А еще через год рудознатцем Иваном Князевым была начата разработка первой штольни на Устье. «Производится работа в кряж штольнею, - сообщал он в своем рапорте. - По слою оного земляного уголья идено уже пять сажен… А толщиною оный угольный слой имеется в три четверти аршина». С великим трудом, киркой и лопатой, оттуда было извлечено всего-навсего 350 пудов угля. На этом розыски и разработка угольных месторождений в Боровичах надолго замерли.
В октябре 1797 года на одном из заседаний Государственного Совета была «читана записка тайного советника Трощинского и препровожденное при ней, по Высочайшей воле, для надлежащего рассмотрения мнение действительного статского советника Львова, о способах, коими он предполагает производить прииски и разрабатывание земляного угля…»
«Земляной уголь, который… привез я на пробу, и который по опыту оказался годным, - излагал свои соображения Николай Алексеевич Львов, - брал я в полутора только саженях глубины, а инде и на самой поверхности земли; хорошего же качества уголь и в самой Англии достают на глубине 50 и 70 сажен.
Бывшие тогда со мною и мною отысканные мастера, не будучи употреблены, разошлись по разным местам казённым и партикулярным. Некоторых я опять отыскал, других найтить и уговорить в службу за умеренное жалованье постараюсь… Заменить сих людей тем более никем не можно, что и в Англии сего рода мастера в некоторой кабале у промышленников находятся, поелику без оных добыча не прибыльна и жизнь работников во всегдашней опасности.
На первый случай можно отпустить тысяч до восьми рублей, дабы мог я из оных: 1) по заключению контрактов с владельцами земель, в коих есть уголь, дать им задатки; 2)построить на землях казенных, где сделаны уже прииски, жилища для мастеров и рабочих людей, кузницу и амбары; 3)запастись материалом и инструментами, и 4)заказать несколько судов для транспорта угля в Петербург».
«Не бесполезно бы было, Всемилостивейший Государь, - обращался далее Николай Алексеевич Львов к царствующему тогда Павлу Первому, - предписать управляющим губерниями, чтобы уведомляли они меня где есть какие-нибудь земляного угля признаки, (…) ибо Боровичский уголь полезен быть может для столицы и по течению реки Мсты, Волхову и прочих главную водяную коммуникацию составляющих, поднимать же оный в верх по Мсте в Тверскую и другие безлесные провинции далее к Москве по причине Боровитских порогов никак не выгодно».
К записке прилагался «Список мастеров, бывших с действительным статским советником Львовым при начальной разработке земляного угля в Боровичах, какое получали они жалованье и где ныне находятся». Первым в этом списке числился «слесарный мастер Яков Гарди, бывший в Англии при угольных ломках». Следом шли механик Монилаус, угольный мастер Вальтер Эрвин и плотничный мастер Альтгер.
К работе на угольных копях привлекались также: один канцелярский служитель с годовым окладом, как теперь бы сказали, в 360 рублей, кузнец, «коему жалованья от 200 до 250 рублей, два пристава при работе, нагрузке и отправлении угля на барках, каждому по 150 рублей. Четыре или шесть человек из инвалидных или отставных солдат для препровождения барок с углем до места, где оный нужен быть может». Жалованье мастерового человека, заметим, намного превышало должностной оклад пристава.
Как человек серьезный и основательный, Николай Александрович продумал всё до мелочей. И то, как будут вестись «подземельные работы, противу коих в народе существуют предубеждения, могущие неминуемо возвысить цену вольных работников», и то, как и где вольных работников дополнить казенными и какие от этого будут выгоды казне, и почему не надо покупать привозной уголь даже если англичане цену на уголь сбавят, «поелику деньги, остающиеся в отечестве, послужат к обогащению края и рабочих людей, где будет производится работа».
Уже тогда многим в России была ясна и понятна идея национальных приоритетов. Но далеко не все разделяли её, и благое начинание, с таким трудом осуществлённое, не нашло достойного продолжения в ближайшие годы. Нашлись люди, которые отказались принять боровичский уголь, сославшись на то, «что он не горит и не может заменить угля английского». И точно в опровержение сказанного, сваленный частью на территории кирпичного завода, частью на собственной даче Львова «против малого Охтинского перевозу» уголь от случившегося поблизости пожара загорелся - и горел «несмотря на все принятые к потушению меры» целых два года. В то время уголь тушить еще не умели.
В 1799 году Николай Александрович Львов издал книгу «О пользе и употреблении русского земляного угля», рассказав в ней о преимуществах угля против дров при обжигании извести и кирпича, в кузницах, в машинах «огненных и паровых», а также для освещения маяков и для отопления жилых домов. Возражая оппонентам, Львов утверждал, что русский уголь превосходит по качеству привозной, «потому что тот весьма мало имеет пламя, а наш горит пылко и светло, дыму производит не больше аглицкого, а духу гораздо меньше».
В эту же пору были найдены месторождения каменного угля в Калужской, Московской, Рязанской и Симбирской губерниях. Боровичские угольные залежи, разработка которых пошла на убыль, были отодвинуты на задний план и забыты. Вспомнили о них в шестидесятых годах девятнадцатого столетия, когда Санкт-Петербург во время Крымской войны был заблокирован английской эскадрой, и подвоз топлива морским путем был сильно затруднен. По окончании Крымской кампании интерес к Боровичским месторождениям вновь остыл.
С началом первой мировой войны резко возросла потребность в собственных сырьевых ресурсах. При только что созданном комитете военно-технической помощи была организована специальная комиссия под руководством известного ученого-минералога Александра Евгеньевича Ферсмана. В задачу ее входил поиск месторождений отечественного минерального сырья. Над Петроградом в очередной раз нависла тень топливного голода. Ферсман, подолгу живший в усадьбе Прошково под Боровичами и досконально изучивший местные бурые угли, предложил использовать их как топливо для питерских котельных, кузниц и электростанций.
Боровичский уголь согревал Северную Пальмиру в те дни, месяцы и годы, когда по стране катилась мутная волна войн и революций. Нужда в нем отпала лишь после гражданской войны, когда был налажен подвоз более качественного угля из Донбасса.
Вновь вспомнили о заброшенных под Боровичами шахтах, штольнях и карьерах лишь в суровом сорок втором, когда ситуация в очередной раз повторилась, разнясь только в масштабах и деталях.
В срочном порядке в Шереховичах, Устье-Брынкине, Волгине и Комарове были проведены все надлежащие для возобновления добычи угля работы, возведена сеть надшахтных сооружений, построены бараки для рабочих и дома для итээровцев, компрессорные станции, клубы и магазины… Вокруг шахт выросли целые посёлки, похожие друг на друга, как военные городки. Угольные разработки длились в этот раз десять долгих лет и были прекращены в начале пятидесятых так же резко и решительно, как и начинались.
В Боровичском краеведческом музее хранятся объемистые папки с отчетами, графиками, фотографиями, геологическими картами и схемами месторождений Боровичского угленосного района. Разрисованные цветными карандашами, где синим обозначена угленосная толща, желтым - толща переслаивания, красным - веневские слои, белым - верхний девон, а зелёным - лихвинская свита, они невольно возвращают в ту далёкую пору, когда эти загадочные для непосвященного слова звучали на планерках и собраниях и без объяснений были ясны и понятны каждому. «Движение балансовых запасов угля по шахтам треста «Новгородуголь» во втором полугодии 1952 года» выводила на бумаге чья-то старательная рука, подводя в конце длинной, расчерченной карандашом таблицы окончательный итог: «На момент прекращения добычи угля, остаток не вынутых балансовых запасов по четырем действующим шахтам, как это видно из нижеследующей таблицы, составил 833,1 тысячи тонн угля».
Как знать, может быть с наступлением трудных времен, нам еще понадобится этот оставленный в заброшенных шахтах и штольнях бурый боровичский уголь, который «скоро загорается и долго держит огонь».