Дневник. Тетрадь 45. Ноябрь 1993

1 ноября 93 года 

23:00 Чувство тоски и тревоги не отпускает меня ни на минуту, чтобы я ни делал и с кем бы ни говорил. 

Морозы отошли, но снег еще лежит белыми клочьями. Серае, мозглые сумерки заменяют день. 

2 ноября 93 года 

13:45 На работу не пошел, пытаюсь закончить “державинский” материал. 

Закончил, наконец, сей капитальный труд, озаглавив его державинский строкой “Пустота у нас в сердцах…” Получилось нечто неудобоваримое, но с претензией и, местами, с потерей вкуса. Надо бы что-то притушить, сгладить, но мне уже настолько надоела собственное писанина, что возвращаться к ней нет ни малейшего желания. 

3 ноября 93 года 

14:50 Собирался ехать в Новгород и… никуда не поехал. До четырех часов ночи правил и подчищал статью, а когда лег, заболел желудок и до утра боль никак не стихала. Настроение угрюмое и нелюдимое 

{Выдержки из писем Кости} 

Наконец-то я свалил c себя эту нелегкую ношу: я не работаю больше в агрофирме. И слава Богу! Сообщил сегодня это Магомету … . Неприятное объяснение закончилось к обоюдному согласию сторон довольно спокойно 

{Из записной книжки} 

15:50 Тоска гложет и гложет и нет от нее спасения. Сырая, простудная осень добавляет в эту тоску горечи и тревоги, неизбежной в эту глухую безрадостную пору. 

Шестой час. За окном поздние сумерки, доживающие свой короткий век, сгущается тьма и ночь вот-вот опустится на землю. 

Туман в голове и пустота в душе. Нельзя доводить себя до такого состояния, я это хорошо знаю, но нет уже, кажется сил противиться 

4 ноября 93 года 

01:00 Мне больше не надо с постным лицом сидеть по правую руку от директора, внимая всей той важной чепухе, которая говорилось обыкновенно по всякому поводу, мне не надо больше чувствовать себя чужим, лишним, ничего в торговле не понимающим. 

17:15 Весь день дома. Сегодня надо закончить статью о больнице в Опеченском Посаде. Завтра может быть уеду домой. 

5 ноября 93 года 

Написал Косте письмо, закончил и выправил статью, назвав ее не без претензий “Хранители руин”. Речь в статье о недостроенной больнице в  Опеченском Посаде. Развозить не стал, ограничившись 150 строчками. 

Лев Толстой в юности собирался выучиться играть на флейте, брал её даже с собой на Кавказ, равно как и английский словарь, но играть так и не научился 

Хотел получить георгиевский крест и не получил. И в Севастополе крест не получил 

А вот Чехов, как ни странно, получил орден Станислава III степени 

Т.о себе: “Я неисправимо мелочен и завислив” 

15:50 Веребье. Электричку поставили на неопределенное время. Прошел Р-200 

 

52. “Низложил сильных с престолов и вознес смиренных”

(Евангелие от Луки) 

53. “Алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем”

 

 Электричка еле тащится. Под насыпью проехали на лошади, запряженной в возок, два мужика с финской пилой “Партнер”, оранжевый корпус который как странно выглядел в возке. Снег лежит здесь. Зима. В Малой Вишере – ни снежинки. 

Снег за окном. Тусклые сумерки. Опять стоим 

“Всякий дол да наполнит­ся, и всякая гора и холм да понизят­ся, кривизны выпрямят­ся и неровные пути сделают­ся гладкими” гл.3 5 

“И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше” гл.5 39 

17:20 Стоим в двух верстах от Окуловки. Не езда сегодня, а чистое мучение. Еще как уедем из Окуловки, а потом из Боровичей? Жалко времени, которое проходит в дороге так бездарно. Не читать, ни писать, ни думать— отупелая заторможенность. 

20:50 Боровичи. Мошенского автобуса до сих пор почему-то нет. Ожидание, когда ждешь так долго становится похожим на болезнь 

6 ноября 93 года 

11:55 Какая это тоска стоять на дороге, когда сгущаются сумерки! Никто меня, конечно же, не подобрал. Ровенский автобус, которого я мог спокойно дождаться в Боровичах, подобрал меня на дороге озябшим, потерявшим всякую надежду на дорожное везение 

Опеченский Посад. Слава богу, я дома. Час простоял на перекрестке за Боровичами, ни одна машина не остановилась. Жутковато становилось при мысли, что вот надвигается ночь, а ты один-одинешенек на дороге. Стаи ворон и галок с криком проносились над головой и растворялись в жидких сумерках гаснущего неба. А я, чтобы ободрить себя, мерил шагами асфальт и читал вполголоса стихи, все, что приходили в мою голову, мерзнущую, кстати сказать, без шапки на ветру. Подобрал меня в конце концов ровенский автобус, которого я мог преспокойно дожидаться в тепле, на автобусной станции. решил время сэкономить и сэкономил: прошагал семь верст от Ровного до Опеченского Посада за сорок минут. Тут я шел уже в совершеннейших потемках без всякой надежды, что кто-то сжалится надо мной и подберет до места. Я шел и наговаривал дорогой воображаемое письмо воображаемому адресату, складывая слова, вытачивая их цепочками фраз и думая о том, что эти самые цепочки фраз оказываются устойчивее всего того, что люди громоздят на земле играя в прятки с вечностью. 

Шумела внизу, под берегом, смутно блестевшая в темноте река, точно также шумела она и пенилась при Петре Великом, когда он проплывал водным путем, осматривая будущую Вышневолоцкую магистраль 

7 ноября 93 года 

Ледяные закрайки у реки, пожухлая осока, тишина и горечь затухающего дня. Неостановимый ток воды, потрескивание льда. 

8 ноября 93 года 

09:30 Опеченский Посад. Как приятно писать дома, где все мне так дорого и мило. Я понимаю, что все, что я здесь напишу, далеко от совершенства, что слог мой страдает избыточностью, но 

14:22 Окуловка. Не чаял я попасть на эту электричку, но вот, слава Богу, я здесь, есть надежда, что часам к пяти вечера доберусь до Малой Вишеры. А мог бы давно быть дома, если бы с вечера позвонил Тулаевым и спросил когда они уезжают в Питер. Утром я опоздал со звонком минут на пятнадцать. Оказывается, Вовка Тулаев поехал в Спб через Любытино и Малую Вишеру. 

Пришлось мне поспешать с Наташей на автобусную остановку, мерзнуть там, ехать до Боровичей 

Поехал наугад в надежде на дорожную удачу. В Боровичах чуть не околел от стужи. Минут 40 простоял на дороге, пока меня не подобрала какая-то иностранная машина 

Рыбак на озере колдует над лунками 

Боровенка. Чем дальше от Окуловки, тем больше снега. Здесь уже хоть на дровнях катись. 

Спать хочу, хотя как будто бы выспался. на ночь глядя ещё пытался писать, читал “Фрегат “Паллада”. Ненадолго, правда, меня хватило 

“Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь — и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.” 

Ф.Тютчев 

 

9 ноября 93 года 

Новгород холоден, уныл, нигде не спрятаться от студёного, пронизывающего ветра, продувающего мою (неразб.) подбитую курточку безо всякого с её стороны сопротивления. 

На работе хоть не появляйся – так там скверно, недобро, неуютно. Получил жалование за четыре месяца, составившие 60 с лишним тысяч рублей. И всего-то. 

Собрался поговорить с Колей на счет отпуска. Но он так и не появился. И день у меня пропал зря. Все мои планы рухнули и от этого на душе тоска тревога 

18:15 Новгород 

Застрял здесь против воли и желания. Увяз в мелких делах, пустых разговорах, во всем том, что поглощает время, оставляя взамен тоскливое чувство пустоты. Я ни здесь, ни там. Я— нигде. Меня нет. И мне никогда не выбраться из этого логического тупика. 

Голова болит. Выпил у Гриши водки, настоянной на лимонных корках. Зачем? Не знаю. Говорили с ним о власти прошлого, о том, что жизнь проходит и мы не успеваем её осознать, почувствовать во всей её полноте. Мы все время цепляемся за что-то отдельное, частное, не замечая того, что невольно пропускаем 

10 ноября 93 года 

11:30 Все еще Новгород. Жду Витьку в кафе “На Сенной” 

13:10 Вокзал. Купил билет на любытинский автобус, уходящий в час сорок. Дурное настроение не проходит. Все как-то не так, глупо, несуразно. Вчерашний день ушел Бог знает на что. Ждал Колю Модестова, рассчитывая договориться с ним насчет отпуска и не дождался. Не явился Н.Дм. на работу и все тут. И сегодня он был раздражительно занят, суетлив. Так я не знаю, в отпуске я или нет. 

 Приехал вечером. Город погружался в едва заметные сумерки 

 11 ноября 93 года 

День прошел в мелких незначительных делах. Заткнул ватой щели в рамах, стало как будто теплее в комнате моей. А вообще-то нынче небывало холодно. Такая погода стояла, помнится, в 71 году, когда я поступал на подготовительные курсы в пединститут. Снегу не было, а морозы не спадали неделями. За ёлкой мы с Наташей ходили 

12 ноября 93 года 

“А ты не боишься собственной непогрешимости?” Фраза это гвоздем сидит в голове, неизвестно откуда и зачем выскочив 

13 ноября 93 года 

Суббота. Приходили Ира с Таней.

Ира была на редкость весела, непринужденна, поминутно смеялась, встревала в разговор, словом, вела себя так, точно пришла к близким родственникам. Говорили о Косте, рассматривали фотографии, читали его письма и открытки.

Много говорили о детях, вспоминали каким Костя был маленьким и что говорил и какое была Ира в ту же пору 

14 ноября 93 года 

Вчера принимали гостей, сегодня сами были в гостях у отца Дмитрия, где познакомились с его родителями Дмитрием Кузьмичом и Анной Павловной. 

15 ноября 93 года 

10:20 Вокзал. На утреннюю электричку опоздал, она ушла не в 08:47, а в 8:14, следующую собираются отправить на час позже. Купил билет на 47 поезд, но никто не знает когда он пойдет. 

11:00 Сорок седьмой. Поехали. День сегодня как две капли воды похож на вчерашний: такой же морозный и пыльный. Снега по-прежнему нет. 

12:12 Окуловка. На удачу успел на проходящий новгородский автобус, который должен отправиться минут через 15. Сижу у окошка и наблюдаю как кружатся в высоком безоблачном небе окуловские вороны. Что и говорить, занятие достойное. Дома собираюсь поработать над книгой об Опеченском Посаде. Обойду всех, кого можно обойти и расспросить 

19:45 Опеченский Посад. Версты три прошел пешком, оставив позади деревню Ровное, шумящие на том берегу Понеретку, карьер и думал, что так и дойду до дома, мост полпути подобрал меня Боря Илюшин на своём каблуке 

16 ноября 93 года 

18:10 Дома меня не покидает удивительное чувство грустного покоя и тихой радости от того, что все вокруг 

{Выписки из книги “Три любви Достоевского”} 

17 ноября 93 года 

20:55 День пропал. Съездили с Наташей в Боровичи. (Васька ехал туда по делам и захватил нас с собой) прошлись по магазинам и всё— ночь наступила со всей неотвратимостью ночи, изливаясь сиреневыми, пастельных тонов, сумерками. 

Валентина Степановна Апраксина. Бойкая маленькая старушонка, восторженно и упоительно глупая. Ничего интересного мы от нее не услышали, сидя в донельзя запущенном нетопленом доме, таком грязном, что даже сесть без брезгливого содрогания там было не на что. не сантиметра порядка нельзя было бы обнаружить там, даже если сильно захотеть. Черным-черно, грязным грязно… Старый телевизор “Рекорд” без корпуса (экраны и внутренности) был единственным предметом роскоши, но и он казался доисторическим силу своей колоритный запущенности 

18 ноября 93 года 

18:40 Наташа сегодня исполнился сорок один год. И к трем часам пойдем с мамой в гости к ней. День сегодня воистину праздничный, с серебряными искрами инея, сверкающими на солнце, с живописно заиндевелой травой (снегом земля только припорошена) с кружевом заиндевелых ветвей … В такой день не верится в плохое. Ну вот принесли с почтой свежий номер “Провинциала” и на последней странице с горечью я прочитал: умер Константин Николаевич Киселев. Царство ему небесное! В последний раз я видел его больше года тому назад, в коридоре Дома Советов, где тогда располагалась “Земля Новгородская”. Был он бодр, деятелен и выглядел после болезни помолодевшим, о чем я ему с удовольствием и сказал. он обрадовался моему комплименту как мальчик: “Правда? Спасибо, Палыч. А я вот… пытаюсь “Новгородскую правду” возродить… Читаю, читаю твои выступления. Радуюсь за тебя, ты сильно вырос. тебе пора садиться за книгу.” 

На нем был пёстрый свитерок, и он показался в нем слегка располневшим и слегка постаревшим кучерявым отроком. Мы попрощались, еще не зная, что навсегда. А ведь именно он сосватал меня в “Новгородскую правду”, он бы моим ворчливым и надоедливым опекуном, не злобивым, впрочем. Я благодарен ему за добро и внимание, и молю Бога, чтобы душа его пребывала в покое. 

Привезли сено. Я помогал, раскидывал его по углам, испытывая забытое ощущение радости от такой обыкновенной работы 

В баню сходил к Фоминым 

Дятел на заборе 

19 ноября 93 года 

14:25 Мороз всё сильнее, все свирепее, снегу нет и стужа, кажется, выморозила землю насквозь. Проснулся сегодня поздно, около двенадцати, с тяжелым чувством неотвратимости близких неприятностей. Все меньше радости, все тяжелее на душе. Я ничего не успеваю и перестаю верить в себя и в свои силы. Пишу я теперь скверно, спотыкаясь и все написанное кажется мне вымученным, нездоровым 

20 ноября 93 года 

Ехали с мамой в мороз, в Боровичах едва втиснулись в переполненный автобус, и в Мошенское приехали в третьем часу. Поразило (в который раз!) автобусное хамство, пьяные хари (именно хари) и неистребимый идиотизм, сопутствующий невежеству. И в этой дикости странным, неправдоподобным казался ночной сон. …

21 ноября 93 года 

Воскресенье. Измаялись, извелись в дороге. Холодно. В автобусе ехать ещё можно было, а уж в электричке… Я не мог не считать, не писать, мысли против воли, возвращались и возвращались к снам. Нехотя разгадывал со Славиком кроссворд из старого, доперестроечного “Огонька”, но было мне не до кроссворда. Время тянулось томительно долго, оно ползло подобно позднее электричке, неспешно громыхающий в кромешной тьме. Домой мы заявились уже в одиннадцать часов ночи. Поужинали с водкой “Selikoff”, подаренный Славиком, и легли спать. Было очень холодно. 

22 ноября 93 года 

Проводил Славика на поезд Новгород-Москва. Развал на вокзале. Стены с бурыми подтеками, выбитые стекла, сломанные скамейки, заплеванные полы… Для того, чтобы навести здесь порядок не нужны еще одни парламентские выборы, не нужны экономические реформы, нужна обыкновенная добросовестность имеющих к этому отношение людей. И все. Даже такие символы государственности, как ж/д вокзалы, да и сами дороги, исподволь страдают от государственного разложения и являют собой такое убогое зрелище. 

23 ноября 93 года 

Греюсь в электрических лучах отражателя и не могу согреться. Хоть бы заболеть что ли? Устал я влачить свою жизнь по колдобинам своей (нерзаб.) судьбы. 

Я часто бываю неуклюжим в своих словах и поступках и, зная это, заранее предполагаю те неудобства, которые нечаянно могу доставить людям. Обременительное сознание 

24 ноября 93 года 

14:50 Надо делать интервью с Дьяконовым — новоиспеченным кандидатом в депутаты Госдумы. Господи, как не хочется браться за эту никому не нужную работу 

22:00 Как вечер, так поступает к сердцу неизъяснимая тоска. Днем она как-то рассеивается, сжимается, у дня свои законы, а вечером и к ночи она наваливается как тьма египетская 

Вечером зашёл на службу, получил деньги (18 с чем-то тысяч), рассчитался с долгами, выпил чашку чаю, побалагурил с младшим Магомедом и удалился восвояси. В “Горелом” купил Косте часы “Ракета”, Но они остановились, и завтра надо бежать и упрашивать продавцов поменять часы. В райисполком заглянул, взял размноженное на ксероксе интервью с Дьяконовым. Какое словоблудие! И интервьюер (Базанова Валя) и интервьюируемый валяют Ваньку, притворяясь один всезнающим журналистам, другой—все понимающим политиком. Тут и Ницше, тут и Войнович (хороша компания, нечего сказать) и все к тому лишь, чтобы обнаружить то, чего нет в помине. Как надоели эти игры в радетелей человечества! Некогда бедному Д. выспаться, весело в делах, а ночами (представьте себе!) учится. Что-то не видно света учености на губернаторском челе. Неужели он верит в то, что говорит? 

25 ноября 93 года 

01:40 Слушал Станислава Говорухина, он выступал как кандидат от ДПР в отведенное ему на TV время. Вот с кем я согласен! Он говорит что думает, а не то, что надо, как это делают теперь все или почти все. 

{Выписки из выступления Станислава Говорухина} 

За 4 года гражданской войны в белой гвардии не вручили ни одной награды. За что награждать? За то, что свои убивали своих? А в нынешнем октябре за братоубийство раздавали звания и награды и рукоплескали друг другу 

11 миллиардов Гайдар потребовал от Центробанка для защиты “демократии” и самих себя. Банк денег не дал, но их взяли на фабрике “Гознака” при странных обстоятельствах. 

По 5 миллионов раздавали офицерам, стреляющим из танков по Белому дому, два раза по 200 тысяч выдали омоновцам и по 100 тысяч рядовым солдатам 

Впервые в истории человечества на глазах у всего мира расстреливали политических противников из пушек и крупнокалиберных пулеметов. Апофеоз безнравственности 

Криминальная революция. Криминальное сознание. Преступники— социальная база нынешнего режима 

26 ноября 93 года 

2:00 Утром приедет Руслан и надо бы выспаться чтобы встретить его с ясной головой и в добром расположении духа 

27 ноября 93 года 

Проводил Руслана. Он уехал в час пятьдесят. От выпитого и съеденного болит голова. А душа болит за Сашку. Утром позвонила Марина и плачущим голосом сообщила, что он пьет беспробудно и сейчас пропивает мебел и квартиру… Все, что она говорила казалось бредом сумасшедшего. Одно ясно— он в жутком состоянии надо любой ценой вытаскивать его домой. Как это сделать— я не знаю. 

Спаси его, Господи, спаси и помилуй. 

Вразуми, наставь на путь истинный брата моего неразумного 

28 ноября 93 года 

16:25 Купил в книжном магазине “Улисса” на которого глядел месяца два, не решаясь выложить за него 750 рублей. И вот теперь перелистывают толстый, роскошная изданный том в суперобложке 

{Выписки про Джеймса Джойса} 

29 ноября 93 года 

Приходил Мишка, жаловался на горемычную жизнь с супругой, третирующий его в денежном и прочих делах, грозился взять её в руки 

30 ноября 93 года 

04:00 Какая скука писать о том, что тебе неинтересно! Закончил, наконец, это глупейшее интервью. осталось прочитать кандидату или его помощникам и отвезти в Новгород