1 декабря 91 года
{Вклейка Планеты в декабре}
Малая Вишера. Ночью был небольшой мороз. Но утром уже все потеплело, оттаяло.
«Над говорильней пироги не висят» (Из разговора)
«Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру»
Петр I
Тело – телега, влачилище души
«Чтобы одолеть долгий путь, надо сделать первый шаг»
Конфуций
2 декабря 91 года
Приезжал Володя. День ушел на разговоры, на беготню – я ходил в редакцию, где рассерженная Валя выговаривала Володе, …, потом мы с Володей зачем-то сбегали на бумажный склад. Он был раскрыт настежь. На полу грудой лежали папки с документами, школьные тетради, учебники, какие-то рваные журналы. Все это мокрое от дождя, беспрестанно льющего во все щели, грязное, неприятно пахнущее… Ничего мы там не нашли. Библиотечных книг в дощатом покосившемся сарае не оказалось. Там вообще ничего ценного или хотя бы интересного не было.
Зашли ко мне, пообедали, Володя выпил две рюмки водки и отправился на встречу в райисполком, откуда уже звонили. Побрился у меня еще, правда.
3 декабря 91 года
Река выработала культуру и философию бытия. Учтя своенравие и коварство её, была разработана особая конструкция речных судов. Доски гнулись, скрипели, расходясь иной раз на всем швам и снова сходясь и наползая друг на друга, но не ломались, выдерживая страшные удары об камни.
Долго можно блуждать в исторических потемках, путаясь в разноречивых свидетельствах, оставленных в разное время разными людьми, пытаясь разглядеть их (с плоскости современности) с олимпа современности. Но не пора ли воротиться нам из опасных плаваний по мстинским порогам в суетный и тревожный декабрь беспокойного года? Чем жили в эти дни Опеченский Посад, что вспоминал, о чем горевал, печалился, чему радовался, чего ждал и на что надеялся – обо всем этим долгий разговор впереди.
А река, легко, играючи, несла на своей натруженной жилистой спине миллионы пудов леса, дров (сена, соломы), хлеба, масла, крупы, рыбы живой и соленой, меда, патоки, фруктов, свечей, мебели, посуды, чугунного лома и разных из него изделий…
Опеченский Посад грузил товар простой и незамысловатый
4 декабря 91 года
«Вечный диссидент – сельский житель. Он молчальник и терпимец, но он и бунтарь, вольнодумец, он борец за свою суть за выживание свое и без всяких деклараций, без шуму и крику, без аппеляции к Западу, он еще хранит свою бессмертную русскую душу, глубоко запрятанную, придавленную, но все еще живую
Дотошная земская статистика замечала, кажется, скрупулёзно подсчитывая сколько средств израсходовано на народное образование, сколько выпито ведер вина и сколько выходит в среднем на душу населения
Строили Посад свои же мужики, строили надолго, «на века, а не на пока.»
5 декабря 91 года
Что за несчастный характер? Загоняю себя, будто нарочно, в тупик, не зная как выбраться из него, а выход, между тем, есть: писать проще, без затей. А я громозжу невесть что, невесть зачем. Вавилоны мои непонятны даже мне, что уж говорить о тех, кому придется все это читать?
Зима. Снег лежит и не тает. Минус десять.
Взлет Опеченского Посада – это миг, лоцманская судьба О.П. Пенные буруны страшных мстинских порогов вознесли Опеченский Посад
«Осел золоту предпочел бы солому»
Гераклит
Заплатил Опеченский Посад кровавую дань афганской авантюры, погубившей в первые ее годы тихого, скромного паренька Юру
Именем его в нарушение сложившихся правил названа припертая к болоту шестая линия
Звонил Руслан. Он теперь замредактора у Стовбы. Он меня и разбудил – накануне я уснул в половине шестого. Женя Мальков разыскал меня по телефону, выговорил за молчание, спросил, когда будут материалы. Я сказал, что к понедельнику, а сам вот только что…
6 декабря 91 года
в три часа сорок минут закончил первую часть «Течет река…» с многозначительным концом. Завтра, точнее утром продолжу. О чем? Фигура купца, обустройство Посада, набережная, грузы
20:25 Второй день не выхожу из дому, второй день, не разгибаясь, сижу за машинкой, морщась от неприятной ноющей боли в левом боку, второй день недосуг выглянуть в окно на заснеженный, похорошевший на морозе мир. Заметил только, когда пил чай, как клубок закатного солнца, зацепившись, увяз на минуту в мелкоячеиской сети старой ракиты.
Вот и пятница подошла, а у меня только малая часть задуманного готова. Первая, слава богу, закончена и выправлена, вторая – в ходу, думаю над третьей, а и во второй еще не все ясно. Со страхом думаю: тогда моей работе конец. Вроде я в нее влез, потянул за ниточку и оттуда пахнуло пылью и холодом прошлого.
7 декабря 91 года
Получил зарплату – 421 рубля 62 копейки. Бегал на почту по замерзшей клочковатой тропке, петляющей (среди) строительных баррикад и так и не засыпанных рвов. К обеду приехал Костя. Люда все нервничала, что ничего не успевает, что зря бегала на работу, только время зря потеряла.
Коньяк «Наполеон». Вечером явились непрошенные гости: Надежда со своим …. Глупые разговоры, дорогой, двухсотрублевый коньяк, яблоки, шоколад и… винегрет (это уже с нашей стороны) оскорбляющий, и поделом, манерную вычурность «светского» застолья. Я выпил с полрюмки и пожалел: сердце закололо, заныло… Весь вечер ушел на пустое, так я и не поработал
8 декабря 91 года
16:15 С утра напрострел закололо в левый бок и спину, даже дыхнуть было больно. Люда наложила спереди и сзади горчичники, понемногу отлегло. Долго потом лежал, боясь возвращения боли. Сходил в баню. В парилке не было света: «Вот косоголовые-то, света не сделать» – ругнулся толстый пожилой мужик только что обстоятельно рассказывавший как надо варить пиво Мужики в предбаннике, и голые и уже одетые, почтительно ему внимали, изредка задавая
Холодные батареи. По какой-то причине у нас бросили топить. А на улице мороз около десяти градусов
9 декабря 91 года
3:00 Закончил вторую часть «Писем из провинции», названную «А чем мы хуже»
Вышло на сей раз 280 строк примерно. Завтра буду писать о разрушении церквей. Утром надо бы встать, проводить Костю к автостанции.
Голова болит, сердце ноет.
Прочитал «Бодался теленок с дубом» Солженицина. Поразительно все же как это он, в сущности в одиночку, расшатал и повалил государственную машину.
Проводил Костю. И лег спать – так плохо вдруг себя почувствовал. Холодно. У нас до сих пор не топят.
10 декабря 91 года
Заболел. Голова будто набита мокрой ватой, утыканной иголками. Не могу ни читать, ни писать, ни просто головы поднять. Таблетки не помогают.
К ночи немного отлегло. И я даже взялся читать «Отверзи мне двери…» Феликса Светова – странный, дурно написанный роман…. Тягостное и не слишком приятное чтиво. Все говорят совершенно одинаково, с авторского голоса Т.е. это и не роман вовсе, а пухлая, многостраничная газетная статья с элементами беллетристики
11 декабря 91 года
Вечером. Весь день пролежал пластом, принимая муки нестерпимой головной боли со смирением, на которое только способен. Ни читать, ни тем более писать я не мог, даже не помышлял об этом. После того, как вырвало, стало чуть полегче и я задремал. Разбудил меня Виктор Мингалев. Посидел у меня на краешке дивана, не раздеваясь: «Извини, Володя. У меня радикулит, не согнуться, не разогнуться.» Был он сегодня тих и предусмотрителен, ни одного грубого слова. Перед тем, как уйти, попросил почитать что-нибудь для души. Я дал ему 2 номера роман-газеты с «Берегом» Ю.Бондарева. Четыре мандарина подарил Виктор, уходя.
Тает. Кончается недолгая зима, надоевшая больше
12 декабря 91 года
2:40 Надо бы работать, а я вот читаю.
«Настоящее – это последний день прошлого» говорил Дм.Серг.Лихачев. История поглощает настоящее с каждым прожитым днем.
13 декабря 91 года
Пятница. На улице серо и слякотно, тает, снег опять лежит клоками. Неприбранность какая-то в природе. На работу никак себя не раскачать. С горем пополам, уже к ночи, доконал на машинка старый рассказ «Падал снег», который намереваюсь отправить в «Ведомости». Ничего в нем я менял, разве что две-три ничего не значащих слова.
Вчера получил гонорар из «Сельской жизни» 53 рубля 90 копеек. Деньги по нынешним временам небольшие, но не в этом дело: напечатали мой очерк вместе с костиной фотографией, – а я на это и надеяться не смел. Вот эта газета (за 23 ноября 1991 года, субботний номер) у меня перед глазами. Ефим Павлович Веселов сидит на скамейке у бревенчатой стены в неизменной своей кепочке и курит. Назван очерк несколько претенциозно «Ода русской печи» (у меня было – «Огонь в печи»), и название это тем претециозно, что на той же последней странице напечатан рассказ Виктора Астафьева «Старый да малый». Кто же не помнит знаменитую «Оду русскому огороду»? Но это все мелочи, пустяки, не стоящие внимания. К тому же из очерка не выброшено ни слова, чуть подчищена, да и то по делу, одна-единственная фраза.
Письмо от Леонида Адамыча с припиской в конце: «Ваши ответы на письма мои с годами все реже и реже…»
Так, в столбик, и написано.
В седьмом часу приехал Костя. Физику сдал досрочно на «пятерку», во вторник сдавать педагогику. У них там чуть не институтская программа.
Володя Михайлов звонил. Более он там в Москве. На выходные обещал приехать. Рассказывал о мафиозном мероприятии в Кремлёвском дворце. «На столах чего только нет, икра ложками, глаза разбегаются… А зачем все собрано, зачем этот дорогой многомиллионный прием – никто не знает.»
14 декабря 91 года
2:50 Вокруг работы хожу, как тать вокруг храма. Боязно начать. С чего, с какого слова сделать толчок в неведомое пространство полуяви, полувымысла? Я теряюсь, слова извожу, да все не то, не собрать мне как-то, не собрать раскиданное во времени и пространстве
15 декабря 91 года
3:55 Приходил Володя Михайлов. Проговорили с ним почти до трех часов ночи, как это бывало в старые добрые времена. О России и ее необычайных, но невостребованных возможностях говорили мы. Без этих разговоров не обходится, пожалуй, ни одна российская компания, ни пьяная, ни трезвая.
Пробежались с Костей по магазинам.
22:00 Опять я проваливаюсь в бездонную яму собственной лени и никак не могу из нее выкарабкаться. Весь день читал дневники А.И.Кондратовича – бывшего заместителя Твардовского по «Новому миру». И зачем мне сейчас это чтение, с какой стати? Интересно, конечно, после Солженицинских записок читать это, но что из того, когда дело не сделано, когда все начатое развалено, забыто.
16 декабря 91 года
4:20 Отпечатал с небольшими переделками еще два своих старых рождественских рассказа: «Дорога домой» и «Елка». Их предложу «Ведомостям», а «Падал снег» отдам Руслану Дериглазову, он сегодня просил что-нибудь в новогодний номер. Боюсь его въедливости, – рассказик старый, детский.
19:30 Проснулся поздно, в двенадцатом часу и долго не мог остановить себя от изнурительных мыслей о собственном бессилии. Так они меня доконали, что хоть в петлю лезь. Да тут еще позвонил Руслан (он получил уже мой пакет – Костя принес), оказывается когда были набраны мои рассказы, их увидел Нарышкин, прочитал и сказал, что они уже были опубликованы в «Новгородской правде»… И тут он мне дорогу перешёл. Нарышкину поверили, поэтому и не появилась в «Земле новгородской» обещанная подборка. Я объяснил Руслану в чем дело, сказал, что из трех рассказов только «Ветер» был опубликован, а это всего одна страничка. А сам тут же засомневался: неужели «И вот приходит весна…» тоже напечатана, а я забыл? И я стал рыться в бумагах, в дневниках в поисках оправдания. Долго ничего не мог найти, кроме косвенных упоминаний об этих рассказах
17 декабря 91 года
1:25 Метет, как в феврале. Спать не хочу. В голове какая-то каша из прочитанного на ночь, а это мои дневники, журналы, газеты, подвернувшиеся под руку
11:40 Слушаю фонограмму из фильмов Александра Сокурова. Странное впечатление от музыки, случайных звуков, оброненных мимоходом.
Радио. Жириновский вызывает на дуэль Собчака. Грозит не только не отдать Курилы, но и захватить в придачу Хоккайдо
Мэр Москвы Гавриил Попов уходит в отставку.
Да, только на старых открытках можно увидеть подлинный, не придавленный временем Опеченский Посад. Только в них он тот, каким открылся взору Николая Алексеевича Некрасова, представлять которого нет нужды или прочно забытого поэта Константина Константиновича Слущевского, которого Тургенев называл гениальным
15:30 Облитое розовым светом небо
18 декабря 91 года
Кольцо времени вокруг меня сужается. Третью часть, так резво начатую, не написал, перегорело. Нервничать стал, и пропало настроение… Утром позвонил Мальков: завтра или послезавтра надо ехать в Новгород за деньгами. Валя позвонила – Славик приедет завтра – послезавтра… А у меня еще ни у шубы рукава. Сел за машинку, вроде дело сдвинулось с места.
Получил гонорар из «Земли новгородской» за рассказ «Колесо» 37 рублей 54 копейки
Навсегда утихла колокольня церкви Успенья Божией Матери. Опеченский Посад точно омертвел, лишившись чистого
21 декабря 91 года
23:25 Коле Лаврову исполнилось бы сегодня 42 года. Горько и грустно. Скоро два года без него. Время поглотило эти два года без остатка.
Беготня по магазинам. Еще более бесполезная, чем вчера. Просидели до четырех утра, разговаривали о рыбалке на озере, припоминая наиболее приятные минуты
{Записи о киниках}
22 декабря 91 года
Воскресенье. Сходили со Славиком в железнодорожную баню. Пару большого на полке уже не было, но погрелись все же и веником похлестались.
Костя сидел с компьютером, скачивал программы. Завтра у него экзамен по истории. Говорит, что все знает, сомневается только в одном вопросе: очень мало в учебнике о С.Ю.Витке.
23 декабря 91 года
13:40 Проводил Костю на автобус, Славика – на электричку. На улице холодно, ветер гуляет. Спать хочу, вчера опять легли поздно, в третьем часу. Попытался уснуть днем – ничего не вышло.
Синицы безбоязненно расхаживают по карнизу, клюют сало, подвешенное на нитки.
20:05 Вьюга. Ветер крутит снежные вихри, как ему вздумается. То швыряет снегом в лицо, то толкается в спину, закручиваясь белой, видимой глазу спиралью. Зашел за Людой, купили в магазине «у Коли» десять банок клюквы протертой в сахаре по 10 рублей 90 копеек за банку. Это для Славика. В магазине столпотворение. Какие-то подозрительные личности скупают все подряд. Не то армяне, не то цыгане с крепким запахом сивухи и свирепыми физиономиями. Все, как один, в чёрной коже, в голубых джинсах – «пирамидах». А скорее всего это зажиточный Кавказ резвиться на российских проторах
Володя Михайлов звонил. «Написал тебе письмо и отправил. Болею. Сердце чего-то сегодня схватило. Валокордин принимал.» Поговорили, как всегда, с размахом: о Викторе (неразб.), о тройственном союзе.
Перед ВОВ на Мсте предполагалось построить целый каскад ГЭС. И сейчас еще видны остатки канала, кот. начали было прокладывать возле Боровичей. В 1927-29 г.г. проводились спец.исследования
24 декабря 91 года
7:15 Электричка на Окуловку. Оттепель. Снегу за ночь нанесло много и он хрустит под ногами, как крахмал.
Разговор наш поначалу перескакивал с пятого на десятое, точно лист, подхваченный ветром
21:50 Опеченский Посад. Сережа Морозов оказался приятным молодым человеком двадцати семи лет от роду. Встретились мы в Окуловском автобусе и до Посада ехали вместе.
Мастер – это свободный и гордый человек ни от кого, кроме своего мастерства не зависящий. Мастер – это уровень личной свободы человека. Ему не нужен контролёр, он не нуждается в разносках. Он не работает из-под палки. Он не рвется между любимым и не любимым делом, коли уровень мастерства позволяет ему выполнять свое дело хорошо, а это на может не приносить удовлетворения, то бишь радости и довольства.
Постигая свое дело в тонкостях, мастер познавал мир доступным ему способом, он поднимал себя до уровня бытия. Путь из подмастерья в мастера был возможет, обратного пути не было. Планку личной судьбы человек поднимал на высоту, которую потом держали последующие поколения.
Т.е. становясь мастером человек становился другим. Улучшая породу.
25 декабря 91 года
Встречи, разговоры… С утра направились с Сережей в «Прогресс», (который теперь не имеет и тени прогресса) названный так скорее всего в насмешку, потому что прогрессом на мебельной фабрике и не пахло отродясь. Пока Сережа снимал, я слонялся без дела. Жалко было времени, но бросить Сережу я не мог и топтался за ним следом, пытаясь в меру сил ему помогать.
Уехал он вечером на пятичасовом автобусе. На трехчасовой опоздали минут на пять. Попуток не дождались. Вернулись домой
26 декабря 91 года
Голова болит. Сердце прихватывает. Силы мои на исходе, надо их беречь. Звонил в Мошенское. Костя уже приехал, а точнее, прилетел на самолете: «Папа, где ты был? Я звонил тебе из аэропорта.» Историю он сдал на «пятерку», отвечал
Весь вечер разбирал в своей комнате: выносил книги, вытряхивал из дивана все, что туда завалилось. Крысы успели свить гнездо в куче белья на тумбочке. Пришлось все перетряхнуть, а дырку в углу заколотить жестяной крышкой от консервной банки. До сих пор в комнате пахнет крысами и книжной пылью. Работа вышла побоку
27 декабря 91 года
21:05 21 года со дня нашей с Людой встречи. Она уже Мошенском. День этот, мучительный с утра, к вечеру освободил меня от страданий. В голове разъяснилось, полегчало после вечернего сна. Вечером позвонил в Мошенское и долго разговаривал с Людой. Она рассказала как доехала, как с великом треском отпрашивалась с работы
Написать о последних дня уходящего года, последнего в цепи неопределенности. Морозило. Шел снег. Возле магазина на второй линии на всякий случай клубились люди. В совхозной конторе «отоваривали» чеки урожая – 90. Товара на всех не хватало и его разыгрывали, тащили скрученные рулоном бумажки. Кому достались кроссовки, кому – пальто, кому – сапоги. Мебельная фабрика выполнила план. Мужики курили под лестницей. Самые дешёвые сигареты в магазине стоили без малого четыре рубля, хотя им красная цена 15 копеек. Вечером мужики рыскали по Посаду в вечных поисках. За бутылку водки давали 60 и 70 рублей.
На «соломке» украли 7 мешков сахарного пуска. Песок до сих пор не найден. Воровство не знает предела. Воруют с веревок белье, с совхозных дворов уводят телят, воруют доски, воруют кирпич, картошку, сено… Трудно сказать чего сейчас не воруют.
Год истекал последними днями. Никогда еще год не уходил так долго, так мучительно и тревожно. Никогда еще приближение лучшего из праздников не доставляло столько хлопот , (отнюдь не праздничных)
«Делай что должно и пусть будет как будет»
Лев Толстой
28 декабря 91 года
Костя приехал в третьем часу. Поел и отправился к Павлику. На а я пошел к Зое Константиновне, посидел у нее с полчаса, жалея, что нет Бориса Александровича. Посмотрел у нее копии старинных карт, взял книгу материалов для оценки городских недвижимых имуществ, пообещав вернуть ее завтра. Дом старый, пропахший книгами, старинной мебелью, со следами совсем другой жизни. Старинные стенные часы, неторопливый ход маятника, украшенного тяжелой круглой бляхой с вензелями. Кресло деревянное с отполированные подлокотниками, письменный стол Б.А. в простенке между окнами, барометр на стенке.
Зашел к Борису Семеновичу Евстигнееву. Он поразил меня путаницей в мыслях, менторским тоном и весьма корявой для учителя-словесника речью, до предела насыщенной штампами педагогическими. Множество папок с вырезками из газет и фотографиями. Я посидел у него с полчаса выудив из сбивчивого рассказа Б.С. некоторые любопытные факты: в доме с мансардой в Ровном бывал в гостях знаменитый генерал Брусилов. Уроженец Опеческого Посада художник Шепелев, умерший в 50е годы окончил академию художеств и ездил на стажировку во Францию
Вечером сходил в баню к Фоминым. Холодно было на сей раз, каменка еле шипела.
29 декабря 91 года
1:40 Тяжесть в затылке – стало быть, пора в постель. Дела мои пока не движутся, стоят на месте.
30 декабря 91 года
1:40 Ветер задувает злобно и тревожно. Верховой настороженный шум. Погода опять меняется. Теперь с мороза повело на оттепель. Вечером в воздухе висела изморось, с крыш капало.
Мошенское. Доехали удачно. До Боровичей довез Глездунов Владимир, бывший весьма не духе. Денег он не взял, но лучше бы уж взял. Так он был серди и неприступен. Сильно мело. Пуржило. Пока мы ждали машину у сельмага, замерзли.
31 декабря 91 года
21:25 Мошенское. До Нового года чуть больше двух часов, а приближения праздника на чувствуется. Да и какой там праздник, когда жизнь с первого числа стремительно вздорожает и это уже ясно, как божий день. Автобусные тарифы повысили в шесть раз. 60 рублей нужно, чтоб доехать до Новгорода.
23:20 Истекают последние минуты года. Что несет нам год грядущий? Глупый, конечно, вопрос, никчемный. И там ясно, что ничего хорошего високосный девяносто второй нам не сулит.
Костя с Павликом принесли елку откуда-то из-за Окатьева. Заблудились, вышли к Шипину, пришли усталые и голодные, а мы встретили их прохладно