- Феличита! – опереточным баритоном поет Сашка Волков и швыряет мешок с картошкой Вовке Колбунову.
- Феличита! – подхватывает крупный, как Илья Муромец, Вовка затеянную Сашкой игру. И легко, без усилий, перебрасывает мешок мне…
- Феличита! – с натугой поддакиваю я, подхватывая мешок и укладывая его на железное ложе электрокара.
Мы разгружаем вагон на овощебазе в Коломягах. От голода (с утра во рту ни крошки), от липкого запаха земли и овощной гнили кружится голова. Целый день мы вкалываем здесь, умудряясь, между делом, готовиться к первым в нашей студенческой жизни семинарам, то и дело бубня себе под нос: «Не лепо ли ны бяшет, братие…», «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй…»
- Братцы, да это же про нашу общагу на Мытне! - радостно вопит Сашка. - Чем не чудище?! И огромно, и стозевно, и озорно… А уж обло-то… Такое, понимаешь, обло – ещё поискать таких обел…
К вечеру товарный вагон пустеет, с грохотом сдвигаются тяжёлые, обитые железом двери. Мы сдаём на проходной замызганные халаты и скользкие от грязи рукавицы, проходим мимо вахтера, с подозрением покосившегося на оттопыренные карманы Сашкиных штанов, и, отойдя в сторонку, затеваем костёр в жидком подлеске за бетонным забором.
Работа закончена, можно и отдохнуть. Костёр из ольхового сухостоя горит ярко, весело, горячо. Пахнет дымом, палым листом, печёной картошкой…
- А знаете ли, братие, что такое «феличита»? – спрашивает Вовка, палкой выгребая из огня обугленную картофелину. И, не дождавшись ответа, продолжает: - Феличита по-итальянски значит счастье. Тёмные вы люди, отсталый народ… И ничегошеньки-то не понимаете в счастье! Как с таким народом строить светлое будущее? Ограбили базу и тут же, за забором, картошку ворованную пекут…