Родился я 2 марта 1950 года в деревне Пирос Боровичского района Новгородской области. Родители мои, пока я был ребенком, несколько раз переезжали с места на место. Отец работал председателем сельпо то в Перелучах, то в Черноземи… Я не помню этих переездов, но первые мои ощущения связаны с неустойчивостью и зыбкостью мира, в котором я живу.
Мир для меня обрел зримые и прочные очертания, когда семья наша перебралась на жительство в Опеченский Посад. Жили мы сперва на втором этаже деревянного дома на второй линии, занимая там небольшую двухкомнатную квартирку с видом на большой тенистый парк. (Теперь он не кажется мне большим). Квартира была маленькая, мне не разрешали бегать, не разрешали топать по полу ногами… А когда мы переехали в собственный дом на четвертой линии, где можно было сколько угодно бегать, не боясь потревожить соседей, я почувствовал себя владельцем огромного неизведанного мира, к исследованию которого приступил незамедлительно.
Сперва я облазил, от подвала до чердака, наш новый дом, затем изучил Железку – заросшую травой железнодорожную насыпь от недостроенной до войны железной дороги, которая пролегала за нашим огородом, потом – огороженную забором территорию ветлечебницы и ближнего леса и лишь только после этого отправился… на край света, до которого, как мне представлялось, было рукой подать. Об этом важном для себя путешествии гораздо позже я написал маленький рассказ, который так и называется: «На край света». Не обнаружив оного, я, однако, не разочаровался и продолжил свои изыскания, благо был предоставлен самому себе и мне не с кем было делить свое одиночество. Друзей у меня еще не было. Они появились позже, когда я, минуя «армейский» режим детского сада, пришел в школу.
Первой учительницей у меня была Анна Александровна Абрамова – женщина строгая и серьезная. На уроках у нее всегда стояла тишина, а любые наши шалости немедленно пресекались железной учительской рукой. Но на переменках мы могли бегать, озоровать и даже петь песни: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля», «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра – там», «Врагу не сдается наш гордый Варяг»… Пели мы громко и с большим воодушевлением.
В первом классе мне хотелось как можно скорее осилить азбуку, чтобы записаться в библиотеку и, как это делал отец, брать домой толстые, невероятно интересные книги и с упоением читать их…
Хорошо помню день, когда я впервые переступил библиотечный порог. День был серенький, ненастный, с только выпавшим снежком, едва присыпавшим набрякшую дождями землю. Мне показалось, что передо мной, как перед мореплавателем, открылась в тот миг земля неизвестная… У меня дух захватило от пестроты книжных корешков, от запаха книг, от той благоговейной тишины, которая нарушалась лишь шелестом страниц и тихим голосом библиотекарши Тамары Ивановны… С того момента я потерял покой. Я бредил книгами и горевал, что мне дают тоненькие детские книжонки, которые я успевал прочитать на ходу по дороге домой и не разрешают, в силу моего малолетства, посягнуть на упоительно толстые фолианты с золотым тиснением на потрепанных корешках.
Читал я много и «запойно». И, надо сказать, не особенно разбирался в той книжной продукции, которая подворачивалась мне под руку, деля книги на интересные и неинтересные. В интересные попадала, например, книжка с таким леденящим душу названием - «Конец осиного гнезда», в неинтересные – «Горе от ума»… Во всем этом я стал разбираться позднее, когда до оскомины «наелся» приключенческой литературой, обратив свои юные взоры на русскую классику, которую читаю и перечитываю поныне.
В 1967 году я закончил школу, но поступать никуда не стал, решив для начала устроиться на работу в Ленинграде, чтобы там поступить на подготовительные курсы в университете. Помыкавшись в чужом городе среди чужих людей в рабочей общаге, где я за первую же неделю увидел всю изнанку жизни с развратом, пьянством, картежной игрой и поножовщиной, месяцев через восемь, получив на деревообрабатывающем заводе №1 специальность станочника, я вернулся домой. В Опеченском Посаде успел потрудиться до армии на двух китах местной промышленности: в «Сельхозтехнике» и на фабрике «Прогресс».
В армии служил в Польше. Был радиотелеграфистом (радистом) в роте связи. Отслужив действительную, поступил на Курсы полярных работников – были такие курсы под Москвой, после окончания которых на три долгих года курсантов направляли либо в Арктику, либо а Антарктику. Но я их так и не окончил… Затосковал в Москве, и в один прекрасный день забрал в канцелярии документы (выслушав напутствие знающих людей, что всю жизнь потом буду локти кусать и жалеть об этой мимолетной глупости), купил билет на поезд до Боровичей и нежданно-негаданно явился домой…
Потрудившись столяром на местной мебельной фабрике с громким названием «Прогресс», поступил на филфак Новгородского пединститута, полный курс которого благополучно завершил в 1976 году. В том же году у меня родился сын. С дипломом учителя русского языка и литературы прибыл по распределению в село Мошенское. Учительская карьера меня мало привлекала, и через три года, как только представилась такая возможность, я перешел на работу в редакцию районной газеты «Знамя Октября».
Здесь я стал сочинять не только корреспонденции, статьи и очерки, но и короткие бессюжетные рассказы, которые изредка печатались в газете. Помню, как закончил свой первый «большой» рассказ (он назывался «Лунные копытца»), как посылал его в «Юность» и «Сельскую молодежь», получив оттуда вежливый отказ с пожеланиями писать не об отвлеченных вещах, а о «чаяниях сельских жителей». Писать о чаяниях мне не хотелось, и я надолго зарекся посылать свои опусы в литературные журналы. Но литературных упражнений не бросил, писал себе понемногу и писал. Печататься, да и то редко, стал в конце восьмидесятых.
Первые мои рассказы были, в сущности, отрывками из дневника. Изредка они печатались в районной газете, где я тогда работал.
Как человек с неясными самому себе литературными притязаниями, я (как я теперь понимаю), был сущим наказанием для редактора. И вместо того, чтобы писать бодрые репортажи о вывозке навоза на поля, о повышении привесов на отгонных пастбищах, я оставлял на редакторском столе тоскливые заметки об отлетающих на юг журавлях, о разбитых тракторами дорогах, о вымирающих деревнях…
…Редактор кряхтел, читая этот литературный бред, который навсегда оседал в недрах его старого письменного стола и как бы ненароком уже потом, к вечеру или даже на другой день, ворчливо советовал: «Вы бы, Владимир Павлович, лучше не Тургенева и Чехова, а «Правду» и «Сельскую жизнь» читали. У них бы поучились писать. Район у нас сельский, читатель нас не поймет…»
«Читатель нас не поймет…» Эту присказку я не раз потом слышал от редактора, представляя себе на месте этого читателя тугого на ухо деда в валенках с галошами, который сидит на завалинке с газетой в руках и скрипуче жалуется такой же тугой на ухо старухе: «Ну, ничего, бабка, не понимаю! Что они там пишут, писатели, так их и разэтак»…»
Из этой газеты я уехал потом на учебу в Москву. Об этом можно рассказывать долго. После окончания журфака МГУ, меня назначили собственным корреспондентом «Новгородской правды» по Маловишерскому, Окуловскому, Любытинскому и Чудовскому районам. С Малой Вишерой связан целый этап моей жизни. В разное время, живя здесь, я работал собкором и обозревателем таких газет, как «Новгородские ведомости», «Земля новгородская», «Провинциал», «Спасение»…