1 апреля 94 года
02:30 “Переезд из прошлого в будущее…” “Незаконченная радость бытия”… “Нам не дано прожить эпилог нашей жизни”…
“Унывать бедственные, чем прегрешать” – Евангелие
Это фразы из радиопередачи об Алексея Лосеве и и М.Мамардашвили
А больше мне писать не о чем. Я устал
“Тщеславие выбирает, истинная любовь не выбирает”
“Грамматика любви” Бунин
2 апреля 94 года
02:20 Приехал Саша Петров. Вечер ушел на разговоры и сидение у телевизора. О чем говорили? Да ни о чем. Все пустяки.
Время исчезает и я временами впадаю в отчаяние — ничего не успеваю. День выскальзывает из рук и невозможно за ним угнаться.
“Какой день пришел, тот до ночи и дошел, а кой впереди, тот и береги” Нашел в дневниках своих пословицу в утешение себе и рад
3 апреля 94 года
Москва встретила меня несусветной грязью и лужами, коих здесь поболее, чем в Малой Вишере. В половине седьмого я разбудил Володю, оказавшегося, к счастью для меня, в полном одиночестве и через полчаса мы уже гоняли на кухне чай и рассуждали о нынешней политической ситуации.
К половине двенадцатого я добрался до Вешняковской улицы, где проживает cестра Елены Ильиничны Ирина и позвонил в квартиру номер …
4 апреля 94 года
00:45 Рассматриваю еще раз Костины фотографии, вглядываясь в его изменившееся лицо, заметно повзрослевшее, узнаю и не узнаю сына, и тоской и жалостью к нему наполняется душа. Запоздалая мучительная жалость к сыну, столько претерпевшему от капризов и самодурства отца, настигает меня в снах, и я вижу его совсем маленьким, прижимаю к себе его маленькое тельце и чувствую запах детских волосёнок… Не о том я наверное пишу.
[…]
11:45 Москва лежит передо мной в нагромождении крыш, стен и окон туманно светлеющих к горизонту. Я смотрю на нее из окна, сидя за письменным столом на сцене актового зала издательства “Искусство”, где располагается отгороженный занавеской кабинет Володи Михайлова и редактора В.Челышева, уехавшего в США на две недели. Редакция “Спасения” занимает заставленный столами актовый зал и несколько смежных комнат за тонкой перегородкой. Здесь, как во всех редакциях, витает застоявшийся запах бумаги и книг, смешанный с запахом сигаретного дыма, здесь, как и во всех редакциях гоняют чаи, разговаривают, звонят по телефону, стучат на машинке…. Только тихо здесь что-то, точно шестой этаж старинного особняка список Собиновском переулке жилище временное и ненадежное и вот вот придет кто-то и погонит всех в шею. пили и башни со звездами и застывшие безделье башенные краны, похожие на изготовленные к делу виселицы, возвышаются над Москвой молчаливо и зловеще.
5 апреля 94 года
[…]
Яузский бульвар грязен и пуст. Потоки машин обтекают его с двух сторон. черный, не стаявший еще снег, сочится грязными ручьями.
16:10 Останкинский парк приютил меня, больше некому. Володи нет и не скоро, наверное, будет. У него сегодня слушания в Думе, что-то там еще, а я не догадался вчера попросить у него второй ключ. И вот сижу я на садовой скамейке, веду эти горестные записки и раздумываю куда бы мне податься, чтобы скоротать время до вечера. Устал я как собака и никуда не хочу идти. Да еще вдобавок голова болит
21:50 Итак, наконец то уезжаю из Москвы. Лучше бы сказать: слава Богу, потому что уезжаю я с радостью, точно свалил с плеч тяжкую, неприятную ношу.
Потрясла меня случайно увиденная картина из Московской жизни, она до сих пор не выходит у меня из головы. В подземном переходе из равнодушно текущий людской реки отделилась маленькая, бедно одетая старушка в каком-то обвислом заношенном пальто, в темном платочке и подойдя к инвалиду, застывшему у стены в странной позе, положила ему в протянутую руку монетку и просеменила дальше, держась за тощую кошелку. У меня сердце дрогнуло от жалости, но толпа текла и текла и я, продолжая быть частью её, прошел мимо. Старушку я потерял из виду, инвалид остался где-то позади, а я все думал о них и было мне не по себе точно застали меня за чем-то постыдным. Маленькая старушка, бедная из бедных, преподала мне урок милосердия и я трижды за день подходил к нищим и отдавал им деньги, последний раз – по пути на вокзал. В опустевшем к ночи переходе метро одиноко стояла почти такая же старушка с листком
6 апреля 94 года
01:20 Пишу в совершенных потемках. Холодно. Сижу в куртке. Еще одна остановка. что это? Калинин, то бишь Тверь, мы уже проехали.
Командированный из подмосковного города, чем-то похожий на Виктора Владимировича. Не люблю Новгорода. Брянск люблю, чудесный город.
02:20 Бологое. Ехать осталось два часа. спать ложиться бессмысленно, да и не усну я сегодня— бессонница отчего-то мучает. Сижу у окна и смотрю в темную даль, которая простирается за окном, мелькая пятнами нестаявшего снега, ручьями и оврагами, домами и сараями… Голо, черно и дико.
Пишу на редкость плохо. голова занята дорожным ожидание и в мыслях моих полной туман.. “О чем писать— на то не наша воля…”
Девушка в метро. Этакая мадам Бовари с ясным и открытым взглядом, сияющим от избытка сил, от молодости, от бог весть еще чего. Она бежала всего-навсего к вагону, торопясь поспеть до того, как захлопнутся двери. Но как она бежала! Точно спешила на свидание готовая броситься в чьи-то объятья.
3 часа ночи. вот теперь и я захотел спать, хотя как раз теперь ты спать и не следует, часа через полтора будут дома.
Половина четвертого. Окуловка. Спать хочу неудержимо. Богатырский храп стоит в вагоне.
7 апреля 94 года
20:10 Дождь пошел.
Письмо от А. Б. Хандрит мой старый друг, жалуется на депрессию, Конфликты с редактором и говорить, что теперь он “явственно ощущает себя русским”
8 апреля 94 года
Пятница. Легко оторваться от письменного стола и очень трудно засесть за работу снова. лукавая натура всячески отлынивает от духовных усилий, выдумывая телесные недуги, недомогания и проч. и проч.
Вот уже больше недели разбираю я старые газеты, стригу и вклеиваю вырезки в общую тетрадь. Голова пухнет от чепухи, которую приходится читать и просматривать. Но без этого идея книги о Мошенском засохнет, наткнувшись на каркас стандартного краеведческого изложения. а что бы этого не произошло, нужна живая плоть жизни во всей ее растрепанности.
Забавные попадаются информации:
“Житель боровичского района Алексеев и БОМЖ ХРЕНОВ совершили кражу из магазина в деревне Ягайло
“Для сотрудников ПСО—21 наступивший год был ознаменован прежде всего новосельем … Теперь же пожарные расположились в более нормальном помещении, там, где когда-то находилась канувшая в Лету организация с длинным названием Новгородагропроммонтаж, в деревне Хирцово.”
“Вот и по одному из этих зданий безжалостно проехалась колесо Фортуны…
А заголовки каковы:
“Чем прельщает ХДСУ?”
“Членство не уменьшается”
“Наши спортсмены на фоне области”
9 апреля 94 года
Солнечный, теплый день сменился холодным ветреным вечером. День просидел за бумагами, ничего полезного, однако, не сделав. Время уходит в основном на малополезную канцелярскую работу, которая у меня из рук вон плохо организована и я транжирю минуты, а то и часы на поиски то одной бумажки, то другой.
Вечером ходили в церковь. Вчера отец Дмитрий сделал мне поистине царский подарок к предстоящей Пасхе – “Полный церковно-славянский словарь”, составленный бывшим преподавателем русского языка и словесности священником Григорием Дьяченко. Это роскошно изданный фолиант из тысячи с лишком страниц, которые приятно даже держать в руках, перелистывать, купаясь в древней словесности.
Вчера он позвонил и сказал, что привезли новые книги. Я выбрал себе первый том “Истории религий” и небольшую книжицу митрополита Иоанна “Битва за Россию” Купил бы еще, но дорого, а денег нет
10 апреля 94 года
Воскресенье провел взаперти. Сбегал только к Антонине Георгиевне, отнес письмо для Андрея Бабина, которое с большими потугами написал за день. У А.Г. гостит дочь Елена – миловидная женщина лет сорока — завтра она уезжает в Таллин и письмо мое передаст Андрею.
11 апреля 94 года
04:20 Бодрствую совершенно некстати. День прошел, отд дело не с места. Но и ночью сидеть толку мало. Голова уже не варит и лучше всего сейчас лечь спать. С богом времени Янусом лучше не спорить. Мало того, что он, двуличный, смотрит одновременно в прошлое будущее, он еще и бог входов и выходов. Стало быть, ничего не стоит римскому божеству запутать простого смертного человека
14:00 Позвонил домой. Мама сказала, что умер Георгий Иванович Галкин— Дед, как привычно называли его в последнее время. Уже было девять дней. Смешной, совершенно глухой старик, сопровождавший каждую свою фразу стеснительным смехом. Говорить с ним было сущим наказанием. Надо было кричать в самое ухо да не по одному разу. Когда мы парились с ним в бане у Дмитриевых мы орали друг к другу, как зарезанные.
Следом за Георгием Ивановичем умерла еще одна соседка— Галя Валова. Вот такие печальные новости в этот ненастный день— сегодня исполнилось 18 лет, как умер папа.
12 апреля 94 года
19:35 Новгород. Устал, как собака. В редакции все идет кувырком. Коля предложил увольняться, я отказался. он пытался быть со мной по дружески сдержанным и вроде бы даже входил в моё положение, но все это было фальшиво.
Тяжело и неприятно почувствовать вдруг, что ты никому не нужен и что все, чем ты жил, для человека, решающего твою судьбу,— ничто, милый пустячок, и не более того.
Все у меня покатилась кубарем. Я в растерянности, от которой не спасает ни природный оптимизм, ни надежды на авось… Надо толкаться локтями, надо грести под себя, не замечая, что при этом топчешь других, но я так не умею и, стало быть, обречен. Я прекрасно понимаю сколь наивны упования на справедливость, и не жду ее от людей заведомо чуждых мне, но все равно не могу отделаться от чувства обиды.
Коля мне неприятен. Его самодовольное, глупое лицо, оловянные глаза и совершенно непробиваемое самомнение выносить я более не в силах, и самое разумное было бы уйти из редакции. Но куда? К кому? И кем я буду после того, как напишу заявление и выйду свободным, как ветер?
13 апреля 94 года
00:30 Пишу эти горестные и заметки в квартире на Дмитриевской. Настроение у меня такое, что в пору было бы волком выть. Я даже не думал, что так болезненно отнесусь к тому, что рано или поздно мне предложат уйти. И вот— предложили. Да еще так оскорбительно, с обвинениями в малой моей работоспособности. И кто? Тупой и ленивый Коля и еще более тупой и ленивый Юра, неспособный двух слов связать. И этот туда же. Господи, что же это такое? Хочется воскликнуть мне, но я не воскликну, смирюсь. А что мне еще остается делать?
Весь вечер прокатался с Витей Селиверстовым, чувствую себя тряпичной куклой, которую возят незнамо зачем. Съездили с ним в деревню Спас, на краю которой он строит дом, окнами выходящий на озеро и дорогу. Двухэтажный особняк с встроенным гаражом и просторными комнатами, блестит цинковой крышей. Как хорошо тут будет, когда со стороны озера опояшет его застекленная галерея, с которой можно наблюдать и восходы и закаты!
Мы вышли из машины. Озеро дымилось вдали дымкой размытого горизонта, а над головой счастливо и радостно заливался жаворонок
Храм Покрова Зверина монастыря. мы зашли туда посмотреть серебряные крестики и неожиданно встретили там Андрея Колодина. Поздоровались, поулыбались и разошлись. Он заказывал панихиду, а мы обошли церковь, поставили свечи у иконы Владычицы, перекрестились и отправились дальше.
Мне надо искать работу. И делать это надо, не откладывая.
За всеми этими неприятностями я совершенно не заметил, как хорош был сегодняшний день на редкость теплый и солнечный и как тихи и неуловимы были в этот день женщины, будто забыли они все, что знали о себе.
10:00 Уезжаю. Автобус полупустой. Кроме меня, еще трое пассажиров. одень сегодня необыкновенно ясный, радостный, точно в подарок к двадц(атилетию)
14 апреля 94 года
Полдня ушло на О. Долгие разговоры с чаепитием и обедом. Чинная атмосфера показного радушия. Господи, как много и бессмысленно люди лгут себе и друг другу, играя в добропорядочность и бескорыстность! и надо участвовать в этой бесполезной и глупой игре, поддакивая лагунам и, следовательно, включаясь в этот водоворот лжи.
15 апреля 94 года
Вечереет. Душа неспокойна, но нет таких сил, которые могли бы вернуть давно утраченное равновесие. Надобно оно или нет, этого никто не знает, но до чего же тяжко бродить в потемках собственного сознания, не знаю куда приткнуться. “Нет у тебя, человек, ничего, кроме души!” – Воскликнул однажды Пифагор и тысячу раз был прав.
Утром приезжали Галина Александровна и Рита Степанова. Встретили мы их несколько впопыхах, — не ожидали так рано, — посадили пить чай. Разговор не очень ввязался. Мне так и не удалось найти верный тон. В три часа они уехали, захватив люду с собой
16 апреля 94 года
Суббота. Господи! Прости мне все мои прегрешения, прости мою слабость, уныние и тоску. Разладилось что-то в душе моей и никак я себя не соберу.
Вечером явился Миша Зиминов в сопровождении обоих жён и улыбающийся во весь рот Анюты. Оказывается приехала Вера, Миша собирался определить ее к Музе Алексеевне, но та заболела. Утром Вера уезжает в Подгорное, к детям.
М. раздражал меня пьяной болтовней, Лена— глупостью и нахрапом. Не сдержался, сказал Вере все что про них думаю, не пощадив старого друга. Устал я от него. Не могу видеть как он спивается и глупеет.
17 апреля 94 года
12:30 Жду Люду на вокзале. она должна приехать с новороссийским (44-м) поездом. только что объявили, что он приходит ко 2й платформе.
Беженцы из Таджикистана. Муж, жена и 4 месячный ребенок, мальчик. Двухлетняя дочка умерла. Пятеро братьев убиты. Афганцы стреляют с гор. Дом сожгли. Курган-Тюбинская обл. Колхозный район. Ленинск или Ленинское. Понять их было трудно. По-русски они почти не понимают. Он не умеет по русски читать, она и тем более.
Вечером звонил Костя. Сегодня у него последний день каникул. В понедельник— занятия.
18 апреля 94 года
Весь день ушел на поиски черновиков рассказов
19 апреля 94 года
Утром, холодным, сырым и сумрачным, появился Володя Михайлов, и мы зачем-то напились с ним. Выпили сначала вина, а потом— водки “Петров”. Все мои намерения поработать пошли насмарку. Вечером приехала Люда и, увидев меня похмельным, ушла в свою комнату. А я завалился спать, с головной болью и подкатывающий к горлу тошнотой. Таблетки, которые я пил ночью, не помогали.
20 апреля 94 года
Весь день промучился, ругая себя за вчерашнeе легкомыслие. Но что толку в поздних сожалениях? День пропал и мне жалко его. От досады на себя сержусь, но время пропало и надо его собирать теперь по минуте, по две…
Вечером ходили с людой к отцу Дмитрию. Вера опять уехала, и он один с детьми. Варвара все время норовит захныкать, как только речь заходит о матери, а Мирон— ничего держится молодцом.
21 апреля 94 года
02:50 Утром надо ехать в Мошенское. я и там пропустил все сроки. Надо деньги зарабатывать.
16:45 Боровенка. Уезжаю в Мошенское. Миша Алексеев (неразб.) и мы выпили с ним какой-то водки с черепом на этикетке. Череп в цилиндре
22 апреля 94 года
10:20 Мошенское. Удивительно, но доехал я вчера на удивление легко, хотя на автобус в Окуловке опоздал и мне предстояло ждать следующего, который уходил через час. Но ждать и не стал и вместо этого сел в пригородный “Икарус” доехал до перекрестка и там остановил первую попавшуюся машину. Голова от выпитой водки начинала болеть и было мне тошно и муторно. Шофер взял с меня дорого, но зато я поспел на шестичасовой Мошенской автобус и часам к семи прибыл к автостанции.
Уверь, разлившаяся широко и вольно, текла поверх голубого моста и все, кому было надо идти на ту сторону шли в обход.
Поздно вечером. Где я только не был сегодня! Утром сходил к Г.А., встретила она меня радушно, как старого знакомого, а Рита Степанова (Маргарита Дмитриевна) напоила меня кофе. Кабинет у нее маленький с низким окном, выходящим во двор с гаражами и кочегаркой. Разговаривать, попивая кофеёк, было несравнимо легче, нежели сидеть за канцелярским столом и поддерживать светскую беседу изо всех сил и стараясь быть проще и естественнее. Говорили мы все о детях, о том какие они у нас взрослые, а мы уже старые и как теперь мы стараемся для них, как совсем еще недавно для нас старались наши родители. Сын Г.А. – Сергей, учился с Костей в одном классе.
Был я в типографии, заходил в редакцию, в лесхоз, к Барановым, где имел беседу с Аркадием Алексеевичем Синявиным. Он собрал материал, опровергающие версию, что прототип городничего в гоголевском ревизоре был устюженский городничий Макшеев (отец Алексея Ивановича Макшеева) и просил меня написать обо всем этом статью. “В сентябре съездите в Питер денька на три, я вам все покажу, сходим по двум-трем адресам и вы спокойно обо всем напишете.”
{Выписки}
23 апреля 94 года
21:20 Опеченский Посад сегодня окутан дымами и напоминает Бородинскую панораму. На набережной копошились люди с граблями и лопатами, кучи мусора нехотя лизал жидкий слабосильный огонь, а над всем этим тлело задымленное солнце и слышался резкий, крикливый голос Володи Глездунова, которого Елисеев окрестил Владимиром Вольфовичем.
24 апреля 94 года
09:55 Вербное воскресенье. Старушки с веточками вербы ехали в Боровичи, в цéрквушку. Народу в автобусе было мало и, кроме меня и старушек, ехали две молодые дамы, сошедшие на Парковой. Утро сегодня ясное, со следами ночного мороза и тихое, необыкновенно тихое. Налитая едва ли не до краев Мста вольно и широко неслась по известному пути своему, несся на широкой своей спине круги и кольца пузырей и подхваченный по пути прибрежной сор. За новым мостом спокойный бег её обрывался и уже в Рамшаге она ревела на порогах и перекатах, точно напуганная разнузданностью собственной стихии.
Лес наполнился зеленоватым дымом и гомоном птиц. Когда автобус, натужно подвывая, поднимался в Шиботовскую гору, я увидел журавлей, низко летящих над дорогой.
25 апреля 94 года
10:45 Необычайно теплый, почти летний день. Странно, по пути из Окуловки я видел в придорожном лесу нерастаявшие сугробы, а в Малой Вишере уже зеленела трава и над дорогой велась, как посреди лета, теплая белесая пыль.
От Кости пришло очень хорошее, веселое и озорное письмо, написанное им в последний день пасхальных каникул
26 апреля 94 года
22:50 Рано утром завтра я уезжаю с отцом Дмитрием в Низовку за колоколом. Ехать придется сперва машиной, потом— на лодке, по Мсте.
Сегодня у него большая радость— от имени Патриарха его наградили Золотым крестом. Вручал награду Владыко. “По моему чину и по годам мне не должны были вручать такую награду. Патриарху были поданы списки где были записаны священники, кому должны дать ее за выслугу лет, но он всех вычеркнул и оставил только тех, кому она полагалась за деяния. Я там оказался самый молодой батюшка. И еще один с Холма…” говорил отец Дмитрий сбивчиво, еще не отойдя от пережитой радости, и я представил себе как он ехал в автобусе с цветами, как улыбался и как пришел домой и с порога стал рассказывать Вере как всё происходило и, как ему одному вручили цветы и как почему-то не дали камилавку, зато дали Золотой крест. В нем он и отправился на вечернюю службу.
Все это мы узнали сперва от Веры, она позвонила уже вечером и уж потом— от самого именинника, пригласившего нас, кстати, на Николу, когда в гости к нему приедет Владыка Лев
27 апреля 94 года
01:30 Опять несет меня мутный поток суеты и нет у меня времени на то, чтобы оглянуться, остановиться, опомниться. Для этого надо быть барином Тургеневым, умевшим быть самим собой всегда и всюду.
Хочу спать, нет у меня сил бороться со сном. “В глазах любимая женщины есть нечто сверхъестественное.” (Тургенев)
07:30 Жду отца Дмитрия.
20:15 День выстоял необыкновенно теплым
28 апреля 94 года
22:00 День полетел кувырком. утром пришёл Евг. Никифорович чистить засорившиеся трубы, и я на беду свою поставил ему бутылку водки, за что теперь расплачиваюсь, слушая как пьяненький благодетель мой играет на баяне (не поленился придти ко мне с громоздким сим инструментом), и игре этой нет конца. У меня уже голова болит от музыки, весьма далекой от совершенства, а от дыма дешёвых сигарет в комнате моей дышать нечем. сперва я внимал музыканту с уважением к его занятию, а когда представление затянулось, взялся за эту тетрадь, где и пишу эти беглые заметки
29 апреля 94 года
01:40 Болит голова, и я делаю эти записи в кровати, положи в тетрадь на согнутое колено. Обвязанная спортивными штанами голова соображает туго и я с удовольствием бы бросил это занятие, но, героически преодолев вполне естественную лень, я все же пишу этот невразумительный бред.
Надо бы записать впечатления вчерашней поездки, пока они еще свежи в памяти.
Когда колокол гулко и жалобно звякнул в глубине двора, где его подцепили на вожжи деловитые мужики, собираясь тащить к лодке на ольховом колу, сердце у меня почему-то заныло
30 апреля 94 года
07:20 В электричке, как в курятнике: грязища и петухи поют. А сейчас набился полный вагон пассажиров из Питера. Народ все нахрапистый, шумный и очень бесцеремонный. Тюки, рюкзаки, баулы чуть не на голову ставят.
Каждый день что-то новое: почтовый ящик на вокзале закрыли, зато билеты на праздники подешевели и до Окуловки с меня взяли всего-навсего 80 рублей.
08:15 Народу сегодня поразительно много. Вышли только на Мстинском мосту, да и то немного.
22:30 Мошенское. После бани и парилки (а я пять раз кряду поднимался на полок) мысли настроены на отдых, и работа не идет на ум. А работать надо.