Дневник. Тетрадь 44. Май 1993

1 мая 93 года

Проводил Люду на перелучский автобус. Пока мы ждали его, река быстро и неостановимо неслась в обрамлении берегом, журча в водоворотах. Нилушка голубела вдали, дорога уходила к соснам и мир лежал в тишине и покое.

Дома вскопал как минимум три гряды, успев слегка обжечь на солнце спину. Анна Федоровна и сестра её тетя Нина Степанова помогли сделать гряду.

Из записной книжки

Опеченский Посад 9:45 Проводил Люду на перелучский автобус. Утро тихое, теплое. Вода, высоко попирая берега, бесшумно летит во (неразб.) утренней тишине, таща на своей выпуклой искристой спине мелкий древесный сор и редкие, неизвестно откуда взявшиеся осколки льдин. Женщина полощет белье, кричат петухи, кто-то на той стороне деловито стучит молотком, туристы переговариваются, спуская на воду несерьезную свою флотилию, возмутив спокойное течение реки, а река, собрав всю эту разноголосицу звуков и добавив к ним тихий ласковый плеск и ту особую торжественную тишину, которую не в силах нарушить ни вороний трест, ни мотоциклетный треск и которая бывает только на реке, река несет на себе и этот невесомый груз

Облупленное как пасхальное яичко, здание библиотеки, скверное покрашенное в какой-то буро-сизый погребальный цвет

 

2 мая 93 года

15:50 Боровичи. Еду в Мошенское. Спина горит от вчерашнего загара, спать хочется. Проговорили вчера с Наташей до трех часов ночи, а разбудила меня мама часов в десять

 

3 мая 93 года

Весь день возились с Костей по хозяйству: разбирали дровяные завалы, забор ставили, баню у Куликовых топили. Мылись уже в сумерках. Раза три бегали на залитый водой луг, полоскались на мелководье. Течение сильное, несёт, не устоять на быстрине.

Ночью в кустах на той стороне тревожно и тоскливо кричала какая-то птица.

 

4 мая 93 года

10:20 Сегодня уезжаем. Автобус пойдёт в половине шестого. Неужели опоздаем на последнюю электричку? Костя поедет до Новгорода, ночевать будет у Гриши Филиппова.

Саня Кухоткин рассказывал: «Батя с Димой Синициным то скандалят и не здороваются, то мирятся, выпивают на бережку, а как дело дойдет до военной темы опять ругаются. Дима говорит: «Ты, Серега, Крым сдавал, а я Крым брал…» И опять все по новой…» Саню я встретил в Боровичах на автостанции. Он был в широких штанах и в клетчатой рубахе, загорелый, большой, носатый. Он ехал из Новгорода, где работает «на химиии»

 

5 мая 93 года

13:10 Пишу на работе. Только что разговаривал с Татьяной …. Три с половиной недели она была в Канаде, теперь собирается в США, а потом и вовсе куда-то навсегда. Куда – это она не уточняла, сказала, что это не телефонный разговор. Витька Кудрявцев уже зам.редактора областной газеты «Кузбасс», живет в Кемерове, вхож к Аману Тулееву. Сама Татьяна работает теперь в какой-то правительственной фирме, в ее обязанности входят фуршеты, пресс-конференции и прочая, прочая… «Это как раз по мне, ты же знаешь, я светская женщина»

Сегодня тепло, я пришел в рубашке и куртке, и даже в таком наряде жарко. Грустно мне отчего-то.

 

6 мая 93 года

Егорий. Юрьев день. Санкт-Петербург. Суета большого города, вереница лиц, усталость с примесью головной боли… Толклись с Володей Леонтьевым по Питеру как дети, потерявшиеся в лесу. Володя без конца плутал, проскакивал нужные повороты, разворачивался, грозил угодить то под трамвай, то под самосвал, вылетал на красный свет, забывал про ремни безопасности и суетился так, точно подняли его спросонок его не понимают чего от него хотят. Смоленское (?) кладбище, частокол крестов и надгробий, Александро-Невская Лавра… Угловой дом на улице Ватутина похож на облезлый, в ракушках, корабль, стоящий в доке.

 

7 мая 93 года

Костя выиграл в конкурсе и теперь поедет на год в Англию. Лена … сказала, что он одержал убедительную победу, говорил по-английски бегло, и «даже, проказник этакий, позволял себе по-английски шутить.» «Мы очень рады, добавила она не без некоторой патетики, – что поедеть именно он, у вас прекрасный сын, и я вас поздравляю от всей души с его победой.»

Надо искать деньги на билеты

 

8 мая 93 года

Черемуха зацвела. На моём столе стоит веточка, сорванная с ощипанного куста у больницы и запах от нее на всю комнату. Полдня провел на работе, развлекая гостей и визитёров, который, как на грех, было много. Домой пришёл усталым и разморенным от жары. До работы руки не дошли. Володя Михайлов затянул в гости, говорили с ним о первомайской бойне, о том, что омоновцы хотели побить людей, и на отпор не рассчитывали, что били они не зачинщиков и провокаторов, а стариков и старушек с орденами, что сейчас где-то скрывают как минимум три трупа, перебрасывая их из морга в морг и что за это побоище 128 омоновцев награждены орденами и медалями…

 

9 мая 93 года

21:00 Какая тяжесть лежит на душе! День победы, тепло, солнечно, а я никуда не вышел и с тоской гляжу в раскрытое окно. Осина уже распустилась зеленым облаков, пахнет черемухой, молодой травой, пылью и конечно же, паровозной гарью, – как же без нее!

 

10 мая 93 года

5:00 Проводил Костю на новгородский поезд. Утро слегка прохладное, но совсем уже весеннее с соловьиными трелями в кустах у железнодорожного переезда, запахом черемухи, росы и свежести… Проводницу насилу добудились, грохоча по двери кулаками, помогли женщине в голубой кофте и белом платье подняться на высокие ступеньки. Костя вспрыгнул вслед за нею и поезд тронулся.

13:50 Сон. Приснился мне странный, тревожный сон. Какой-то огромный, полный сумеречного света зал, какие-то люди, некоторых их них я как будто бы знаю. Ночь, полная тихого шепота, ожиданий, грустной нежности – слёз и разочарований. Объяснения и ревность и тоска… тоска…

 

11 мая 93 года

16:50 Вчера была гроза. День выстоял жаркий и даже душный. К вечеру со стороны Новгорода заклубились тучи, вдали загремело

 

12 мая 93 года

18:15 Времени катастрофически не хватает. На работе постоянно толкутся люди, от разговоров пухнет голова

 

13 мая 93 года

8:50 Еду в Новгород за мистером Савиджем. Ничего не сделано, на работу идти не с чем, на душе камень величиной с гору. Поздно встал, Люда разбудила меня в восемь, а собирался вставать я в шесть. Володя позвонил, а у меня еще не у шубы рукава. Он ждал меня минут двадцать

 

14 мая 93 года

12:35 Уехал наш английский гость. Костя отправился вместе с ним, вечером Володя должен привести его обратно. Я остался, дела загнали меня в тупик, из которого я не вижу выхода. Надо бросать все и писать, писать до помутнения рассудка.

Вечером прогулялись с мистером Савиджем по Малой Вишере, показав ему наш богом забытый городок со всех сторон. На железную дорогу с грязью, пылью и грохотом он смотрел как на языческое зрелище, на кладбище был тих и внимателен, вглядывался в лица, читал надписи и кивал в ответ на все наши объяснения

Пух летит по городу

 

15 мая 93 года

10:55 Сижу в одиночестве в огромном кабинете, полном присутственной тишины. Стучит на стойке большой неуклюжий будильник «Севан», муха бьётся на окне, а за окном разгорается жаркий томительный день с нитями тополиного пуха в дрожащем от зноя воздухе

21:00 Лопухи, развесив зеленые уши, слушают тишину

Костя приехал на четырехчасовой электричке. Я встречал его, ждал у ж/д моста а он прошел через пути и встретились мы только у подъезда.

 

15 мая 93 года

15:55 Жду Люду с Окуловской электрички. Ни на адлерском,  ни на новороссийском она почему-то не приехала. Утром прошел дождь. Я только размаивался после тяжелого тусклого сна, когда за окнами мокро зашумело, захлюпало и ровно, отвесно, будто жалюзи и опустили, полил дождь. В комнате сделалась сумрачная и свежо. Но через полчаса развиднелось, и от дождя остались только лужи с желтой пеной пыльцы по краям, да запах мокрой земли.

Но земля высохла и опять летит по городу тополиный пух, гулькают голуби и ветер несет откуда-то тонкий, обволакивающий запах сирени. Сирень уже зацвела, пока, правда, местами.

 

17 мая 93 года

9:25 Почему-то вспомнились экзамены много раз и в разную пору мучившие меня своей непредсказуемостью, изводившие неуверенностью в себе и просто страхом не успеть, не выучить, не сделать… Тоскливо сжималось сердце при мысли,  что все увидят какой я глупый, недалекий, ни к чему не способный, и каким холодом обливало меня по утрам, когда я вскакивал, слабый от сна, с колотящемся сердцем и весь ужас еще не начатого (не прожитого) дня наваливался на меня тяжкой болезненной волной. За окном бессмысленно и беззаботно щебетали птицы, пахло сиренью и дягилем, заполнявшим все пространство сада и плохо верилось в то за что кому-то сейчас легко и весело. Ужасно хотелось спать и не потому что не выспался, а потому что хотелось уйти от реальности и забыться сном.

 

11:50 Время идет, проку от моего сиденья на службе никакого нет, а газетные дела стоят на точке замерзания. Я совсем разучился писать и мысль о том что надо садиться за машинку повергать меня в уныние.

 

Я ездил, встречал удивительных стариков и старух, завораживающих меня своей необыкновенно не судьбой и речью, которая давалась им без усилия, легко и свободно, как птицам их пение. Я подолгу разговаривал с ними, расспрашивал про старину и они едва заметно улыбались, когда вспоминали себя молодыми. Каких только рассказов не наслушался я, чего только не записал, торопясь, в блокноты… и нет мне никакого спасения от той жизни, которая крутит меня, как мельничное колесо, перемалывая в муку и прах встречи, разговоры, и весь тот житейеский сор, который сопровождает нас повсюду.

                                (Из блокнота)

Я ничего не успеваю записать. Мистер Савэдж оказался очень моложавым и подтянутым господином в клетчатом пиджаке и в клетчатой же рубашки с полосатым галстуком. Галстук, как выяснилось потом, непростой (в Англии галстуки значит очень многое), этот был выпущен к 700-летнюю королевской грамматической школы, о чем мистер Савэдж сообщил не без гордости. По-русски он говорил довольно затрудненно и понимал далеко не всё, о чем я пытался ему говорит, хотя и кивал все время, улыбаясь детской своей улыбкой. «О да, да, все отлично! Спасибо!» – восклицал он по всякому поводу и без повода. В нем много детского, совершенно непосредственного и ему, похоже, проще и легче было с Костей, с ним он болтал без умолку пока мы прогуливались по Малой Вишере. Он ничему не удивлялся, воспринимал нашу неустроенную действительность вполне нормально. Директорствует мистер Савэдж последний год, а поскольку его последователь не хочет возиться с интернатом, учиться Косте придется не в Вустере, как это предполагалось, а в Ипсвиче, милях в 200 от Вустера. Школа будет другая, но, как он уверяет очень хорошая.

 

18 мая 93 года

0:40 В детстве, когда со священным ужасом я разглядывал огоньковскую репродукцию с картины Карла Брюллова «Последний день Помпеи», ещё не знаю кто такой Карл Брюллов и что случилось с такой благополучной Помпеей  девятнадцать столетий назад, всякий раз поражался я

15:10 Цыганки. Пестрая, грязная, безобразна толстая в широченных, складками, юбках и ярких шалях и головных платках… Как мухи

В редакции пока все обошлось. Коли Модестова, к счастью, не было, я получил деньги— десять с чем-то тысяч, сдал Руслану рассказ, а Вале Корнеевой надоевшую мне галиматью про чудака-дачника из деревни Березовик, которую с горем пополам переделал из материала Ирины Сергеевой

Монастырская тишина старого ельника

 

19 мая 93 года

18:00 Очень жарко сегодня. Хожу в одной рубашке и джинсах и все равно жарко. Голова после бессонной ночи плохо соображает. Спал я плохо и мало, без конца просыпался, дрожа от холода— под тонким и коротким покрывалом было все же зябко, в приоткрытое окно злился сырой, пахнущий болотом воздух и в комнате, загромождённой нераспакованной мебелью было почти как на улице. Ночью по шоссе с шумом пролетали машины и дом, похожие на корабль, вздрагивал, точно от испуга. Запах чужого жилья, неустроенность.

 

20 мая 93 года

6:07 Проснулся я в пятом часу утра, слабым, обессиленным, с какой-то болезненной внутренней дрожью. Встал, умылся, выпил чашку растворимого кофе, доел оставленную на сковороде картошку, раскрыл окно, впустив в комнату запах росистого свежего утра и прерывистый шум железной дороги. Ровно в шесть проснулись у соседей петухи, захлопали крыльями, загорланили, разбудив полулицы.

 

Вчера у нас в присутствии было тихо. Приходил какой-то нищий слепой или притворяющийся нищим слепым; был он тепло, не по погоде, одет, обут в кирзовые сапоги, новые, еще не обмятые, с прямо стоящими грубыми голенищами. “Почему у вас в магазине у меня не приняли бутылку?” – спросил он строго и требовательно. – мне надо ехать до Москвы, у меня не хватает на билет…” он вытащил бутылку из сумки, повешенной на плечо и поставил на стол. “Распорядитесь, пожалуйста, чтобы у меня приняли бутылку.”

– Вот вам 20 рублей, возьмите пожалуйста,— сказал я, протягивая деньги и кладя их на край стола

“Слепой”, не ожидавший такого поворота дела, покосился на деньги и пробормотал: “Ну я так не могу, возьмите бутылку… Я слепой инвалид, мне надо в Москву. – Бормотал он, копаясь в сумке и держа бутылку за пыльное горлышко и делая вид что собирается вытащить её.

– Не надо, возьмите деньги. – остановил я его.

– Мне нагрубил… скажите, чтобы продавцы были повежливее с посетителями… Не унимался слепец, косясь на деньги сквозь темные, сильными стеклами очки и изо всех сил пытаясь сохранить достоинство. Длинными дрожащими пальцами он сгреб две красные десятки, смял их и спрятал в карман.

– Спасибо. Приезжайте к нам в Петушки Владимирской области… и преувеличенно усердно стуча палкой повернулся и пошел назад, шаря по стенам руками будто бы в поисках выхода. Весь вид его: жалкая реденькая бородёнка, очки, сумка, сутулые плечи и запятая тяжелые сапоги— говорили окраиной нужде

12:55 Приехал Омаров и все у нас завертелось. Надо менять печать и штампы,— я пошел в милицию, выяснил к кому обратиться, но младшего лейтенанта Григорьева … на месте не оказалось, уехал в Селищи,— и я возвратился назад, завернув по дороге в книжный магазин, где купил поэзию Микеланджело, Бунина и Марселя Пруста “В сторону Свана”, в переводе Франковского. На столе (а продают книги сейчас со столов и к полкам пускают только избранных) мозолила глаза яркая, назойливая пестрота детективов, романов— ужасов, романов— катастроф.

В городе пахнет сиренью, пылью и грядками. Огородная эпопея в разгаре.

 

21 мая 93 года

12:45 Похолодало. Утром было всего-навсего плюс семь, обещают заморозки до минус трёх. С утра бегал в милицию, оформлял бумаги на новую печать. Тесный и многолюдный милицейский кабинет, четыре стола, решетки на окнах, единственный телефон на всех, шинели на вешалке в углу, фуражки с красными околышами, запах пыльных затоптанных полов, сигаретного дыма и всего того, чем обыкновенно пахнет казенное присутственное место.

 

15:00 Устал я чего-то. Разговоры, телефонные звонки, суета — все это действует на меня как досадный раздражитель. Ввоз времени с грохотом катится под гору никем не управляемый и ничего я не могу противу этому поделать.

Сегодня мы приглашены на день рождения к Тане Анфимовой. К шести часам.

 

22 мая 93 года

11:30 Холодно уже совсем не по-весеннему. Утром, в половине девятого, было всего 6 градусов. На Николу (а сегодня день Святого Николая Угодника), говорят, всегда бывают холода.

Позвонил домой. Маме сегодня, кажется, чуть-чуть получше. Наташа приходила. Ей остался один «гос» 27-го. Поговорили с нею и на душе легче стало. Как хорошо, когда есть сестра, есть брат…

Вечером Костя приехал замерзший до костей – не одел в дорогу ни свитера, ни рубашки. Он получил по факсу письмо от Савэджа, скоро должно придти приглашение

 

23 мая 93 года

05:00 Еду домой в Опеченский Посад.  Холодно.  Утром, кажется, был мороз. Кажется, я заболеваю. Сижу с носовым платком, знобит, в глазах рябит. Лег вчера поздно, все было не справится, да и сонливость к ночи прошла. Костя приехал на четырехчасой элекричке, я встречал его у вагонного депо.

10:00 Вялка. В электричке холодно, я отчаянно зябну. Мужик с плоским лицом везет поросенка и он хрюкает у него в мешке. Сейчас я подумал, что поросенок, в сущности, заменяет собой для русского человека страховую службу. Чтобы ни случилось, пока он хрюкает в загородке, есть надежда не пропасть.  Пишу всякий вздор, еле превозмогая желание ничего не делать.  Поросенок- страховой полис

Опеченский Посад Наконец, я дома. Запах сирени, стынущей на ветру, запах реки, запах холодного, нетопленного дома и тишина, снизошедшая на Опеченский Посад как долгожданная благодать. Костры на берегу, мотоциклы и еле слышен шум воды. Река вошла в привычные берега, и хотя вода еще довольно высока, уже виден камень, похожий на голову плывущей собаки, уже полощут с мостков бельё и не верится, что еще недавно она почти подпирала покрашенный синей краской, подправленный и подремонтированный…

 

24 мая 93 года

14:40 Передки. Загрузили две машины стружки (Боже, какая проза!), осталось еще столько да постолько, да четверть столька. Впрочем, это материя не интересная.

“…Но душа ненасытна, ей все мало, и что ей те последние мгновения, когда они еще вместе, еще идут по грязному, залитому лужами (в старческих морщинах) тротуару…”

20:10 Сижу на скамейке у колодца и наблюдаю как гаснет еще недавно золотой лужок. Одуванчики закрываются к ночи. Небо хмурится и ветер дышит холодом. В голове лёгкий звон от бессонной ночи. Долго было не уснуть, а ночь длилась, длилась, темнея за окном и наливаясь стужей; шелестела, отзываясь ветру, береза, кричали петухи, сперва первые, потом вторые, третьи… И настало утро тихое и свежее.

Мылся вчера у Степановых в бане, истопленной исключительно для меня. Еврегий Васильевич рассуждал о камнях угарных и не угарных.  Камень для каменки надо брать полевой и обязательно темный, мелкозернистый. Иначе он рассыпется на гверсту. Серый оставь, пусть полежит, это камень угарный. Два-три таких камня брось в каменку и труба – угоришь, обязательно угоришь. Так же известь. Бросишь повыше кипятку и он газом тебя удушит и не заметишь, как выйдешь дурной. Вот Анисимовы жалуются: как ни помоемся, так угорим. Ясное дело – камней не глядя навалили

 

25 мая 93 года

12:30 Новороссийский поезд. Билет до Малой Вишеры стоит 299 рублей, на электричке пока что всё еще 34. Стоим среди леса. Слева и справа цветущая ива, трава, крепко поднявшаяся в рост, а дальше – ольха, береза, осина… Собирались уехать с Наташей на первом автобусе, но так его и не дождались, зашли к ней, попили чаю, (я выпил стопку самогонки) и снова вернулись на остановку. Народу там было пруд пруди, а перелучский автобус как застыл у старого сельсовета, так и ни с места. Уехали на попутном “Москвиче”, пешечком прогулялись от Парковой до автостанции, без хлопот купили билет (на) Ногородский автобус, за разговорами незаметно добрались до Окуловки, и вот я еду дальше один.

Утром было ветрено и сыро, ночью, кажется, шел дождь. Так я дома и не выспался, не отдохнул. Все разговоры, суета…

Едем почему-то в обратную сторону. Что случилось?

Купальница цветет

 

26 мая 93 года

1:15 Малая Вишера. Сирень, обрызганная дождем, исходит тревожно-приторным запахом. Кажется, что за окнами клубятся тучи и собирается дождь. Запах сирени ложится на музыку Вивальди в сопровождении голоса

… Стояла необычайно холодная зима. На сцене за кулисами горой лежали пальто и куртки, гардероб не работал и все раздевались, кто, как мог.

13:50 Кости все еще нет. Как прошел у них последний звонок, когда и на чем он приедет — ничего об этом мы не знаем. Потихоньку подбирается беспокойство, звоню домой, никто не отвечает… храни его Господи.

Холодно, сумрачно и уныло сегодня. небо клубиться тучами, ветер морщит лужи, не высохшие после вчерашнего дождя, и зябко становится от одной мысли, что вот-вот снова припустит дождь

 

27 мая 93 года

0:35 Костя приехал в четыре часа на электричке усталый и больной. Десять дней назад ему делали прививку от кори, и вот результат. Ехал он нескладно: на автобусе до Чудова, там долго ждал трехчасовую питерскую электричку, на ней и приехал. Попил чаю и побежал к Ире на день рождения. Какой-то он у нас невеселый, измученный. Что с ним такое?

И я сегодня не в себе. Усталость валит с ног и такая временами наваливается тоска, что я места себе не нахожу и ничего не хочу делать.

20:00 Оксочи. Холодно. Ветер раскачивает сирень, еще едва зацветающую. Здесь все расцветает позже.  Дорога от Веребья похожа на фротовую: рытвины, колдобины, ухабы, точно бомбили ее и обстреливали. Зря тряслись мы, оказывается, – нет завмага в Оксочах: уехала на 9 дней не то в Торбино, не то в Боровёнку

 

28 мая 93 года

18:30 Холодно, сыро, мозгло. На работе шампанское лилось рекой и дым стоял коромыслом. Пришел некий Расул— высокий горбоносый парень, сказал, что у него родился сын и выставил на стол две бутылки италианского шампанского, потом принес еще две бутылки… И все говорили, что сын у него в тридцать с лишним, первый, что у братьев— дочери, а у него вот сын и он приедет домой и скажет— “Вот вы бракоделы, а я…” Шампанское было холодным и у меня заболело горло.

 

29 мая 93 года

1:50 Удивительно это читать свои записи глазами другого человека, совсем на тебя не похожего, из другой, выдуманной жизни, обретшей новую, еще более бесспорную реальность, чем та, которая числится моей жизнью и состоит из хождения на работу, разговоров, чаепитий, дел и безделья, из всего того многообразия поступков, намерений, ощущений, снов, звуков и запахов, которые так трудно, а точнее невозможно выразить словами. Ну что могу сказать я хотя бы о то, что лежу сейчас в постели, дрожу в ознобе, чувствуя, что заболеваю и мстительно желаю самому себе заболеть и помучиться головной болью, температурой, кашлем, чтоб душа очистилась от страданий.

10:55 Заболеваю

 

30 мая 93 года

13:30 Электричка еле тащится без конца останавливается и подолгу стоит; вот и сейчас стоим среди мокрого леса, жёлтые купальницы качаются на ветру в мокрой, обрызганной недавним дождем, траве, и неизвестно когда поедем дальше. Голова болит, насморк мучает, а в горле точно обруч железный. Ночью плохо и беспокойно спал, без конца просыпался и снилось мне одно и то же: вчерашняя неприятная женщина, проходившая к нам на работу и предлагавшая разные товары. Ничего в ней плохого нет, просто я заболевал и все казалось мне искалеченным, искривленным

 

17:50 Боровичи. Шестичасового автобуса на Опеченский Посад, по-видимому, не будет. Надо было идит, не дожидаясь его, на Парковую. Может быть там повезло бы больше…

Мальчик лет пяти…

Доехал я на ровенском автобусе, догнавшем меня уже опеченском тракте, мама меня уж и не ждала и собиралась ложиться спать.

31 мая 93 года

Опеченский Посад. Ночь. Соловьи в кустах у Рейки. Тишина. Сонная Мста с пузырями на воде и кисеёй тумана вдоль берегом. Скрип подвесного моста, выкрашенного синей краской, стук каблуков по асфальту