1 марта 93 года
14:30 Чудово. Приехал на часовой электричке, пробежался по магазинам и назад.
…
2 марта 93 года
1:45 Устал, и даже наступивший день рождения не радует меня. Столько хлопот! Завтра, а точнее сегодня к вечеру, придут гости, надо их развлекать, надо готовится… Моя бы воля – никого бы не приглашал, а уехал бы куда-нибудь…
Звонил в лицей. Лена Белякова сказала, что долетели они хорошо (Лиза звонила), что встретили их очень хорошо. «Отдельно сказала про Костю, что он раньше всех и интереснее всех разговорился и его даже показали по местному кабельному телевидению. Все очень довольны.»
День рождения утомил меня и замучил. Только и радости, что Костин голос, поздравивший меня с магнитной ленты. Вечером приходил Камран с бутылкой дорого ликера и коробкой не менее дорогих конфет. Мишка окосел и нес такую чушь, что хоть святых выноси. Надежда была с сыном Славиком, (неразб.) Лена… Вот и все гости. Шкаф привезли вечером и полтора мешка картошки
3 марта 93 года
Чувство вины и совершенной своей ненужности. Грустно, и я готов просить прощения у всех, перед кем виноват, а виноват я перед всеми, а более всего перед близкими людьми и перед самим собой, если предположить себя некоем идеальном образе, какого в действительности не было никогда
4 марта 93 года
Утро морозное, серебряное от инея. В такое утро уйти бы куда-нибудь в лес и слушать как обламывается льдистая лесная тишина, как стрекочут и перекаркивают сороки, стучит дятел
5 марта 93 года
12:35 …Сон был путаный, я без конца просыпался, вслушиваясь в ночную тишину, и снова засыпал. Встал с тяжелой головой, мутный морозный рассвет брезжил за окнами. Позвонил Грише, Таня сказала, что он в Ленинграде, сегодня должен вернуться
6 марта 93 года
Суббота. Едем в Мошенское. Стоим сейчас в Окуловке, ждем когда отправится топорковский автобус. День сегодня на редкость хорош: голубые плавные тени на свежем, еще не затоптанном снегу.
Мошенское. В Боровичах втиснулись в битком набитый автобус и полдороги ехали, как сельди в бочке. Дома …- тетя Шура с Валерой пробирались в Подол и четырех часов мы не принадлежали себе. Вечером пошли в баню. Я напарился до изнеможения. Народу в бане было мало. Подвыпивший мужичок из лесхоза
7 марта 93 года
Проснулся в девять утра, затопил печку, наносил воды. День разгорался по-деревенски неспешный, и я собирался прожить его с пользой для себя, то есть взяться, наконец, за газетные дела, но не тут-т было – позвонила тетя Шура и сказал, что вечером приедет Валера, останется ночевать, а утром уедет.
# Сын местного священника о.Дмитрия маленький Мирон мечтает: «Когда выросту, буду отпевать покойников, как папа.»
8 марта 93 года
Мысли мои уносят меня в те неведомые дали, где теперь бываю я только во сне. Там нет ни прошлого, ни будущего, там нет настоящего, там все немного сдвинуто в сторону и чуть смазано. И от этого кажется, что ты бесконечно счастлив.
Малая Вишера. Доехали в целом благополучно, если не считать некоторой нервотрепки в Боровичах и Окуловке. Сели на новгородский автобус, дорогой стояли, но на и том спасибо: шофер был такой угрюмый, такой злой, что никого почти не взял. В электричке между Торбиными и Веребьем ехали почти в пустом вагоне
9 марта
Утром позвоним Вася Пилявский, расспрашивал как живу, говорил, что Слуцкий плох, что подозрение, возникшее два года назад, кажется, подтвердилось. Он очень исхудал, высох и долго не протянет.
10 марта
Умер Слуцкий. Отмучился раб божий, царство ему небесной. Жалко мужика.
11 марта 93 года
День солнечный, но такой холодный, ветренный, что не согреться. Ходили с Людой на улицу Труда. Анна Дмитриевна Паршина – высокая грузноватая старуха с удивительно молодым голосом, в меру недоверчивая: «А кто вы такой? А зачем вам это надо? А кто вам сказал про меня?» 14 декабря А.Д. исполнилось 103 года. Родилась она в 1889 году
12 марта 93 года
23:30 Холодно. Ветер пронизывает насквозь. Такая же холодная весна была, помнится, в шестьдесят восьмом году, когда я работал на мебельной фабрике «Прогресс» и сильно мерз внизу у дверей, где стоял станок для раскроя ножевой фанеры. Работа моя заключалась в том, чтобы обеспечить раскроем весь цех. Пила визжала и улюлюкала и я сперва боялся бешеных её оборотов, но потом привык и резал шпон без всякого страха.
Господи, что пишу? Настроение отвратительное, работа не идет, я нервничаю, а что толку? Лучше бы уже уехать домой.
«Гораздо лучше мечтать о романе, чем писать его,» – говорил Достоевский. Как он был прав!
«В любом человеческом счастье есть что-то грустное.» Так, кажется, любил повторять любезный моему сердцу Антон Павлович.
13 марта 93 года
8:47 Электричка на Окуловку. Холодно. Посмотрел на градусник – десять градусов мороза. Да плюс ветер, секущий в лицо. Руки в двойных нитяных перчатках стынут.
Анна Дмитриевна согнувшись сидит на стуле и в её глазах, как на дне колодца, плескается вечность.
Сердце болит. А я, кажется, забыл пакетик с лекарствами. Надо успокоиться и не думать об этом. Я совершенно здоров. Зачем только мне лекарства? Лес после метели темен и гол. Трубу у нашей кочегарки свалило ветром. Она проржавела изнутри насквозь.
Мст.Мост. Снег здесь сдуло до земли, до проплешин на буферах.
10:40 Окуловка. Автобус подали холодный и неудобный. Такой, как в один их глухих октябрьских днея с той только разницей, что тогда он впридачу ко всему был забрызган грязью до самой крыши и в окна ничего нельзя было разглядеть. Вечер переходил в ночь, глухую, осеннюю, со студеным ветром и снегом, а я был без шапки (шапку потерял где-то по дороге) и было мне зябко и весело. В Боровичах автобус тоже был похож…
Опеченский Посад В Ровном я вышел с пригородного автобуса и, не дожидаясь попутки, отправился пешком. Дорога была совершенно пустынна, шагалось легко и я, чтобы развеять себя, стал сочинять письмо про пустынную дорогу, про реку, шумящую на перекатах, про заснеженные берега, запах снега и сырой болотный запах реки… Никто, кроме соек и сорок, меня не слышал, и я говорил все, что на ум взбредет. И странно, получалось что-то не совсем обыкновенное. Жалко, что мороз пополам с ветром помешал записать те дорожные заметки.
14 марта 93 года
Воскресенье. Сегодня уже оттепель. Дождь со снегом. Лужи. Голова болит и таблетки, как всегда, не помогают. Чувствую себя старым, болезненно рыхлым. Небо сочится сырой простуженной хмарью, и в душе моей такая же хмарь, с тоской пополам. Сходили с Наташей в библиотеку на встречу с поэтессой Сусанной Луневой. Я ожидал увидеть спектакль с местной знаменитостью и подвывами в голосе при чтении стихов. Но вместо этого увидел сухонькую бедно одетую женщину с детским бесхитростным лицом, скромную, стыдящуюся говорить о себе больше, чем того требуют обстоятельства
15 марта 93 года
22:00 Сходили к папе на могилу. Зашли к Наташе, взяли самогонки, хлеба и сала. День был холодный, с реки дул сырой, промозглый вечер, и на кладбище, кроме нас, не было ни единой живой души, если не считать ворон и галок, внимательно и строго наблюдавших за нами с большой старой березы. Мы разложили добро на железном столике, выпили за помин души, поговорили о папе, о нас горемычных, обошли знакомых (много их на кладбище) посыпали на могилы рису, – грустно в гостях у мертвых, – и повернули назад. Вороны следовали за нами, как кортеж мотоциклистов за президентом, и было от этого их молчаливого присутствия как-то не по себе. Может и правда души умерших вселяются в птиц и они все видят и понимают?
16 марта 93 года
Задрипанная, заплёванная Окуловка, черный от копоти снег, жирная маслянистая грязь, лужи… Пьяный на вокзале. Два его менее пьяных компаньона пытались поднять его, когда, наконец, нашел приют на кафельном полу посреди зала ожидания: “Вставай, пойдем на Кенигсберг!” Но он только мычал в ответ, не проявляя ни малейшего желания менять свою юдоль.
# “Вот, ангел мой, какие дела, – говорила на автобусной остановке полноватая крупнолицая старушка своей похожей на бабу Ягу соседке, – у нее полдома было на Московской…”
# “Ты-то молодая, тебе только 83 года, а вот доживешь до моих-то годиков, а мне уже 87, тогда узнаешь…”
17 марта 93 года
12:50 Опять электричка, опять еду в Окуловку, грязную и неприятную, как проходная в “Прогрессе”. Почему в “Прогрессе”? Не знаю. Так кажется мне сейчас, в эту минуту.
14:20 Окуловка встретила меня дождем и разливанные морем жидкой дорожной грязи. Ужасна весна в пригородах и маленьких городках. Им некогда прихорашиваться и первые же оттепели извлекают на свет Божий все, что копилось под снегом всю зиму. Прошелся по магазинам, купил Киплинга и графе Честерфилда вкупе с “Нравственными письмами к Луцилию”, купил себе или Косте (кому подойдет) куртку за 1026 рублей, – деньгами по нынешним временам небольшим.
Девушка в белом балахоне, бледная, тонколицая, похожая на покойницу, закрыв глаза, пела ангельским голосом псалмы. И пела так самозабвенно, так отрешенно, никого не видя и не слыша.
18 марта 93 года
Весь день дома. Позвонил в лицей. ..
Слякоть на улице несусветная. Тает. Дождь временами барабанит окно. Читаю (неразб.) хронику в журнале (неразб.) Господи, до чего же близок мне Антон Павлович и до чего жалко мне его! Я могу читать о нем бесконечно и всякая мелочь из его жизни только приближает меня к нему “Впрочем, все перепутается, – писал он Лике Мизиновой в Москву, – я свои дела не умею заканчивать и развязывать, как не умею завязывать галстуки.”
Он любил собирать грибы, удить рыбу и ухаживать за цветами.
“Мы почти всегда извиняем то, что понимаем”
Выписал он из журнала Печорина.
19 марта 93 года
Мокрый, хлопьями, снег пополам с дождем, сумрачное небо и тяжелые от разбухших, готовых лопнуть, почек ветки осины.
19:45 С необыкновенное яркостью вдруг вспыхнуло в памяти воспоминание об одном школьном вечере. Играет томительная и прекрасная музыка, народу еще немного в спортивном зале пока что прохладно и девочки в лёгких платьицах без рукавов зябко ёжатся и хихикают, глядя на пацанов с растерянно-независимым видом толкущихся у входа. Никто не танцует и зал кажется пустым. Но как гулко и радостно колотится в груди сердце от праздничной новизны
20 марта 93 года
Вечером, только я вознамерился сесть за работу, позвонил Игорь Соколов. Вечер ушёл на разговоры, мало для меня интересные, Игорь упорно уводил их в политическую сферу. Масла в огонь подлило вечернее заявление Ельцина. Тупое, злобное выражение президентского лица, вытаращенные глаза и чеканный солдатский слог – все это неприятно и страшновато. Само заявление – набор идеологических штампов, грозных предостережений и широковещательных обещаний. Мы заспорили, чего я меньше всего хотел
21 марта 93 года
14:30 Приходила цыганка с товаром, заставила Люду померить сначала юбку с кофтой, а потом роскошное вишневое платье за десять тысяч рублей. “Сколько у вас книг. Все наверное сами их делаете?” “Да нет, – усмехнулся я, – я в газете работаю, а книги просто читаю.” “Какой умный, молодец” – похвалила меня цыганка. Люда пришла в платье. “Ну как, Володя?” “А тебе нравится, Люда?” “Да не знаю…” “Да что ты думаешь, Люда?” – сказала наша гостья, – да хорошо тебе как! Ведь правда, Володя?” – обратилась она за помощью ко мне.
И меня поразило как быстро она уловила и наши имена и то, что платье нам понравилось, и что мы обязательно его купим. “Ну только для тебя, Люда, за девять с половиной уступлю. Носи на здоровье” А когда она ушла переодеваться – “Какая благородная семья. Можно оказывается так жить. Какая у вас красивая супруга. А это дочка?” – показала она на Ирину фотографию – “Да нет, это родственница” Какая красивая! Ой какая красивая…”
И ушла, пожелав носить платье на здоровье и всего доброго пожелав. Мы расстались довольные друг другом. Как красиво и терпеливо торгуют цыгане, какие они великолепные физиономисты и психологи. Надо бы про этих уличных торговок, про кого-то из них написать.
Игорь окончил Ленинградское арктическое училище – ЛАУ, работал судовым механиком на Дальнем Востоке, бывал много раз в Японии, в Швеции, в Канаде… “На острове Хоккайдо купили мы с другом бутылочку и поднялись в сопки. Такие ровные ухоженные грядки, яркая зелень. Хорошо. Выпили по стакану, яркая зелень. Хорошо. Выпили по стаканчику, сидим, разговариваем. Вдруг что-то зашуршало в кустах: выходит японец, поздоровался с нами. Оказалось, что он был у нас в плену, немного знает русский язык. Разговорились. Выпили уже втроем. Он очень тепло вспоминал русских. Но я то знаю как их содержали в плену. Мы жили во Владивостоке и бегали пацанами к ленными. Они работали не разгибаясь и нам ни единого худого слова не сказав.”
“Жил в Ташкенте. Первый бой (я занимался боксом два года) с Валерием Панченко. Ты помнишь Панченко? Я проиграл ему честно, по очкам. Она был третьеразрядником, а я всего-навсего новичок. Он учился в Суворовском и за него суворовцы болели, а за меня – вся галерка. Это я уже задним числом понял, сопоставив все факты, с кем я впервые вышел на ринг.”
“В Посаде я вел секцию бокса и борьбы. Меня все слушались. Володя Масарский был первый ученик у меня. Потом он познакомился с Валей Бородиной со второй линии и на ней женился. Он окончил училище и уехал в Северодвинск.”
– “Кому как ни вам носить, таким умным людям” Это все цыганка.
22 марта 93 года
1:45 Вечером, когда я смотрел по телевизору сессию Верховного Совета, приходил странный посетитель, назвавшийся Гасюлисом Лонгином Лонгиновичем. Я перепросил: “Как?” “Лонгин Лонгинович. Это древнее христианское имя. Сотник, который командовал процедурой казни Христа, был Лонгин. Он пожалел мученика и заколол его копьём, за что был тут же обезглавлен людьми Понтия Пилата. После воскрешения Христова одной женщине, у которой был слепой сын, приснилось, что Иисус говорит, чтобы она отыскала его голову и тело и похоронила его по-христиански. Она так и сделала. Сын выздоровел, прозрел. Теперь это святой, который покровительствует незрячим
У Гаслюлиса – он фермер – одна лошадь и 53 гектара земли. Больше пока – ничего. В планах разведение гусей (?), коневодство(?) и выращивание кормовых культур. Ни трактора, ни сеялки и фермера нет, зато есть именной билет крестьянской партии России – зелененькие корочки с фотографией на левой стороне. Пока он собирается строить землянку и запружать речку чтобы сделать пруд для гусей. “На эмблеме у меня будет то, чего у меня еще нет: гусь и подкова – лошадь у меня еще не кована.”
“По матери я из рода Мякишевых, державших на стрелке Васильевского острова свои огороды и поставлявших овощи дворцу его величества. За хорошую морковь прабабка моя получила шаль от Екатерины Второй.
10:00 Дымится за окном сырое слезливое утром, на железной дороге горят бесполезные фонари и кругом все черно, серо и мокро. Небо сочится не что дождем, не то снегом пополам с дождем. Я еще небрит, еще не пил чаю
23 марта 93 года
10:00 Мир сегодня не узнать: голубое безоблачное небо, тишина, седая от инея трава, подсушенная заморозком дорога… Такая кругом благодать, а я кисну дома, не силах закончить осточертевший материал. Застрял я, сел на мель.
11:30 Дело продвигается медленно, а если точнее, не продвигается никак. Время уходит и я барахтаюсь в нем, как в синем омуте
# Галя Прохорова называет золовку Галя Дмитриеву “опошенским лаптем”. “Молчи ты, опошенский лапоть.”
# Сон про чертенка. Все та же Галя рассказывала “Прихожу я на огород, что такое, гряды каике-то низкие и посажено все кое-как. Я спрашиваю: а чего это у тебя посажено? Да вот тут капуста, тут – лук… А тут что? Бугорок торчит земляной. А это я чертенка посадила. И тут бугорок зашевелился и вылезает чертенок, мохнатенький такое маленький. Стал расти, расти… Вылез и на меня. И до чего он хорошенький, мягонький, ручки ласковые.. Утром мужики будят меня, а я говорю: отстать, мне чертенок приснился, дай поблаженствовать.”
Папе сегодня исполнилось бы 75 лет.
“Бабушку” я закончил, наконец.
24 марта 93 года
11:00 Опять за окном серо и тускло. Проснулся в девятом часу и настроением под стать погоде. Радио приносит дурные вести. Четвертая власть совсем оборзела, захлебнулась в собственно дерьме, заигрывая с дураковатым президентом и всяческие его вознося. Мне стыдно чувствовать себя причастным ко второй древнейшей профессии. Как ни шарахаюсь я от политики, она нагло лезет в глаза и уши и нет от нее никакого спасения
25 марта 93 года
4:20 Пишу на вокзале. Слегка подмораживает. Едва осязаемый блестит снежок искрится в жидком свете фонарей. Ночь не спал. Сделал, помимо бабушки еще один материал. Это такая лапша, что и сказать нельзя. Но сделал (нет пока только названия) и ладно, и хорошо. Несмотря на морозец, тепло. Пишу еще на перроне и ничего, руки не мерзнут.
Зачем-то перечитал “Время и место”. Недостатков в романе нашел множество, но они меня мало трогали, я искал каких-то ответов на смутные свои вопросы и, кажется, нашел. Все просто: надо писать, что вот некто
14:00 Новгород. Снег, выпавший ночью, растаял и лежит сейчас пегими пятнами на замызганных газонах. Лужи растеклись зато широко и вольно.
Коля Модестов при костюме в полоску уже редактор и это чувствуется по всему. Даже осанка и облик изменились, приобрели некоторую монументальность. Грустно это. Я получил выволочку за то, что наговорил за февраль на четыре с половиной тысячи рублей, за что пропал и долго ничего не посылал в газету…
К первому апреля надо прислать свои соображения по поводу того, какой я представляю газету. В который раз она будет меняться. И даже название будет другое: “Северо-Запад”. Нелепое, хуже не придумаешь, название.
26 марта 93 года
18:10 Опять еду. Все еду куда-то еду. Костя приедет не завтра, как предполагалось, а послезавтра, в воскресенье. Ирина Петровна сказал, что все изменилось и самолет прибудет из Нью Йорка в воскресенье утром. Если не опоздает.
Вечереет. Цыганки: “Молодой, красивый, дай погадаю… Тебе сегодня удача будет.” “Ну и слава Богу.” Снег мокрыми хлопьями валил с низкого серого неба и падал в грязь. Было холодно и мерзко. А они стояли на дороге и как-то робко, не нахально просили: “Молодой, красивый, дай погадаю…” Но гадать никто не хотел. Даже я; вернее, в том числе и я.
В Новгороде, когда я утром сошел с поезда, лежал снег. Еще не затоптанный, трогательно чистый, пахнущий арбузом. Выспаться в поезде не удалось 22 вагон был набит битком, и я еще отыскал местечко где бы притулится.
27 марта 93 года
17:35 Еду в Санкт-Петербург встречать Костю. Электричка давно бы должна отправиться, я опаздывал, бежал сломя голову, прибежал, отдуваясь и обливаясь потом, и ни с места. Вот, наконец, поехали: 17:50
Санкт-Петербург. Холодом и одиночеством обдало меня на вокзале
28 марта 93 года
13:10 Аэропорт Пулково. Рейс задерживается. В 13:55 должен прибыть самолет из Нью Йорка. Так, по крайней мере, объявили. Слава Богу, я не один. Появились, на своей машине, родители, знакомые по прошлому разу. Перебрались с ними в советскую часть аэропорта, т.е. в Пулково-1. Здесь больше места, просторнее. От бессонной ночи в голове легкий звон. Писать не хочется. Самолеты, гулкая пустота помещений, голубое, яркое, с просинью (неразб.) небо, появившееся в просвете туч
29 марта 93 года
Малая Вишера. Все спуталось, время скручивается спиралью. Некогда охнуть. Сын наш, похудевший, полный впечатлений, возвратился домой. Толкотня у дверей аэропорта, страшно неудобно для пассажиров и встречающих, бледное, осунувшееся лицо Кости в толпе у таможенного стола, автобус, наспех сказанные слова… Только в Чудове, куда нас подвезли на автобусе, мы, наконец, поговорили, ведь и сидели мы в разных местах
31 марта 93 года
7:50 Электричка на СПб. Еду в Чудово выполнять задание нового редактора. Все как старые добрые времена. Почти ничего с тех пор не изменилось. Коля Модестов распоряжается газетой, как некогда Никуличев. «Мы давно не писали о том-то…»
Снег лежит клочьями. В электричке холодно, не топят, хочется спать. Утро сырое, мглистое, в такое утро сидеть бы в тепле, пить чай и никуда не спешить… Но я еду зачем-то в грязный, залитый лужами, городок по идиотскому делу. Зачем? Кому это надо?
21:05 Поездка в Чудово ничего не дала. Акционерное общество «Стекло» существует, в сущности, только на бумаге. Директор Юрий Николаевич Медведев категорически отказался дать какие-либо сведения, т.к. из того, что замышлялось, ничего еще не сделано. Я разговаривал с ним по телефону. Я был даже рад такому повороту дела, потому что торчать в Чудове мне никак не хотелось. Было там сыро, мозгло, накрапывал дождь. В редакции, куда я зашел первым делом, не было никого, крому хмурой, недовольной бухгалтерши, и такое сыростью веяло из всех углов, что я невольно поёжился и передернул плечами. Вскоре, правда, появилась Алла Васильевна Антонова, точно такая, какой я её привык видеть, а следом за ней Замахина Татьяна Андреевна, Стас… От всех заметно попахивало перегаром: Стас был по обыкновению взвинчен и как всегда напоминал задиристого, постаревшего мальчика. Долго я там не задержался, позвонил на «Восстания», поговорил с Медведевым, заглянул в магазин, в одном из них меня тихо обхамили, и пошел на вокзал. В половине двенадцатого я был дома