Дневник. Тетрадь 43. Июнь 1992

1 июня 92 года

11:20  Лето господне.  Прохладный шелест листвы.  Осина разрослась целой рощицей и занимает почти все окно.  Пахнет сеном.  Соседи скосили вчера траву в огороде, скосили плохо, кое-как, раскидав ее неряшливыми клоками, но запах божественный, мешаясь с запахом травы и отцветающей сирени, запах этот сладко кружит голову и уносит в детство.

Сон.  Приснилась мне прохладная гладь воды, лодка, Люда с Костей… Костя еще маленький, лет восемь ему.  Мы как будто бы в Подоле, на Сухом озере, на той его оконечности, где очень редко бывали с дедом.  И вот мы вышли на сухой, поросший мелкой травой берег, нам весело, хорошо, Костя куда-то побежал…  Солнце, трава блестит, как после дождя, стрекозы и бабочки летают своим замысловатым таинственным лётом… А ниже за озером еще озеро, а к нему ведет мелкий, с песчаным дном, ручей.  Я сажусь в лодку, зову Костю с Людой, и лодка скользит как под горку, без всякого усилия и так необыкновенно быстро, точно какая-то сила влечет ее туда, вниз, действительно под горку, и дух захватывает, и сердце обрывается в радости и печали  Тихо, ни ветерка, только вода едва слышно журчит и всплескивает.

16:25 Дождь шелестит за раскрытым окном, гром погромыхивает вдали, но с каждым разом все ближе, ближе… А на путях шипит маневровый тепловоз

Костя приехал.  Английский он сдал на «четверку», хотя надеялся получить на балл выше.  В четверг последний экзамен – литература.

2 июня 92 года

Помогаю Косте: роюсь в книжках, ищу ответы на вопросы и, наверное, только запутываю его излишней дотошностью, неуместной перед экзаменом.  Вопросы у них очень сложные, с наскоку не ответишь.

3 июня 92 года

23:10 Проводил Костю на автобус в 17:30.  По дороге зашли в милицию и он получил паспорт.  Вот он предо мной.  Костя вышел на фотокарточке взъерошенным и не то сердитым, не то заспанным.  Проводил его, пришли домой и услышали по радио, что сегодня именины Константинам и Еленам.  Вечером пришла Галина Константиновна и принесла ватрушки с черникой и творогом.  Выпили за Костю вина

4 июня 92 года

11:00  Трепетная, нервная осина, занимающая, если сидеть на диване, все окно.  И мне приятно вглядываться в её зеленую живую тьму

{Записи о Екатеринe II}

Сегодня Вознесение Господне.

 

Ночью снились книги.  Огромные скопища старинных книг.  Я их перебирал, складывал в стопки, собирался купить.  Сборник испанского поэта Веркара (?)  Хорошо помню надпись на обложке и орлиный профиль

5 июня 92 года

Костя сдал литературу на «пятерку», приехал в шестом часу вечера.  Сегодня сидит, занимается компьютером.

20:45 Материал о кладбищах, который вчера так хорошо пошел, сегодня застрял на месте.  Порчу бумагу, а дело ни с места.  Все не то, не так.  Потерял я зыбкую нить ассоциаций, запнулся на пустом месте.  Надо было вчера не спать, доводить до дела и хотя бы вчерне закончить.  Но что об этом говорить?  Надо работать.  Высидел день дома и все зря.  Дочитал биографию Чехова в изложении Бориса Зайцева.  Грустно, грустно…  Такая жизнь вытекала по капле и никто не мог помочь.

6 июня 92 года

17:05 {Выписки о России, о Петре I, о Пушкине}

19:30 Жарко.  Отсиживаюсь дома, в полном и беспросветном одиночестве.  Смотрю фильм по роману Александра Беляева «Голова профессора Доуэля».  Помню, как читал на сарае потрепанную синюю книжицу, …

Люду с Костей проводил на электричку и зачем-то зашел к Зиминовым.  Убил у них часа два времени, да еще в книжный зашел, в библиотеку

7 июня 92 года

Мучаюсь с кладбищенским материалом.  То, что казалось простым, … плохо поддается словесному оформлению.  Это скорее образное представление с размытыми, нечеткими границами.

Воскресенье.  В раскрытое окном врывается ветер, шелестит бумагами на столе, роняем на пол страницу моего многострадального труда.

8 июня 92 года

Понедельник.  В Новгород не поехал, сославшись на болезнь.  Я и впрямь чувствую себя скверное: голова тяжёлая от недосыпания и изнурительного сидения за машинкой.

В Малую Вишеру занесло на мою голову Олега … со товарищи.  Товарищи, да и Олег тоже, черны от грязи, небриты – ни дать, ни взять бомжи.  Дурацкий разговор за столом с водкой, которую я зачем-то им выставил.  Выпили они, одурели, принялись городить что по месяцу; еле я их вытерпел и с большим облегчением спровадил на автобус.

9 июня 92 года

Новгород. Сдал «Тишину на погосте» Руслану, он подписал, ничего не сказав и отправил в секретариат.  Я не припомню материала, который дался мне так тяжело, с таким напряжением сил и нервов, как этот.  Это было нечто запредельное.  Мне до сих пор кажется, что если бы я не взмолился, обращаясь с Богу, мне было бы так его не закончить.  Мольбы мои были услышаны, и на меня снизошло понимание что я должен делать.  Это совершенно особое состояние души, которое ничем иным объяснить нельзя, кроме Божьего благословения

10 июня 92 года

6:25 Не спится.  Болит голова, болит нога правая в ступне, от неизвестных мне причин.  Точнее ноет, не давая покою.  Устал я, измучался душой и телом.

Пишу, лежа на кровати в Гришином кабинете, светло уже с половины четвертого утра, когда я проснулся неизвестно отчего и больше уже не уснул.

Заходил к Наде, она подошла ко мне, когда я правил на скамейке в сквере у дома Советов свой материал.  Надя похудела, загорела, полна планов и надежд (такая вот тавтология).  Силком накормила меня окрошкой и чаем напоила, словом, была само радушие.  Она собирается на выгодных условиях менять квартиру с доплатой в свою пользу, полдома в Лыкошине сдала на лето за три тысячи рублей вместе с огородом и собирается, кажется, торговать

Вечер провел у Руслана, Наташу (а она на сессии в училище) так и не видел.  Схожу сегодня к ней.

Вечером.  Наташу нашел в училище, посидели с нею минут сорок в фойе, поговорили, и я побежал на автобус

11 июня 92 года

11:40 Еду в Мошенское.

Мошенское  Приехал разбитым, чуть живым.  Искупался с Костей в холодной еще Увери и как будто бы полегчало

12 июня 92 года

12:30 Мошенское.  День независимости.  Лежу в теплых травяных джунглях, подстелив под себя рубаху, вдыхаю целительный запах разогретой земли, клевера, цветущих и уже отцветающих трав: на тетрадный лист ложатся парашюты одуванчиков и тут же улетают, подхваченные ветром.

Сегодня я живу, гляжу на мир ясными глазами, и хотя голова ещё тяжела и боль гнездится где-то рядом, все это ен сравнишь с тем, что я пережил вчера и позавчера.  Дорога из Новгорода и из Вишеры вымотала остатки сил.  Мне еще повезло: из Окуловки на двух попутках я успел на Долговский двухчасовой автобус и в начале четвертого был дома.  Дорогой спал, вся дорога у меня прошла в полусне, дома тоже все спал и никак не могу ото сна отряхнуться.

13 июня 92 года

20:25 Родительская суббота.  Вчера звонила мама, ждет меня домой, но когда я туда попаду, никто не знает.

Вчера полегчало настолько, что я нашел в себе силы истопить у Куликовых баню.  Воды, правда, наносили пацаны, во главе с Костей.  В котёл накидал крапивы, мяты, подорожника, манжетки, мать-и-мачехи, листьев черной смородины, чистотела, цветов одуванчика…  Напарились с Костей, рад пять с полка лезли в воду и подолгу плескались, отходя от банного жара.

Скосили лужок возле дома.  Пахнет отцветающей черемухой, сеном, тепло, истомившейся по дождю землей.  Сосна стоит, как свечка, зеленые бугорки шишек завезались на ветках, и старые шишки, роняя семена, еще висят.  Летний вечер.  Писать о нем нет сил.  Перегорел сегодня на солнце, спина горит, точно плита, озноб бьет, хотя Люда только что намазала меня сывороткой.  Соловьи заливаются в кустах у реки, роняя и раскатывая по воде серебряные шарики своей необыкновенной песни.

14 июня 92 года

1:05 …  В сегодняшней «Земле новгородской» многострадальная «Тишина на погосте»  Все по-моему, без купюр.

15 июня 92 года

Понедельник.  Жара так и не спадает.  С обеда налетел ветер, тащивший за собой синюю грозовую тучу, но он же и увлёк её в сторону, куда-то к Кобоже.  А уже громыхало, зарницы полыхали на горизонте, и пахло дождем, свежестью…  Если бы гроза не ушла, а разразилась бы над Мошенским, отбушевав ливнем, не случилась бы трагедия, которая уже под вечер была всем известна.  «Кукареко убило током» – сообщила Валя Куликова.  – Он пошел в огород поливать, включил насос, а там что-то замкнуло… Говорят, обгорел весь, страшно глядеть.  На «скорой» в больницу его повезли»

А вечер был тихий, благостный, с тонким комариным писком, запахом сена и тёплой, иссушенной земли.  Сегодня Нина Григорьевна Бенак говорила, что дом напротив редакции строят для Кукареко и Дворецкого.  Кукареко предназначалось правое крыло с роскошной двухэтажной квартирой и окнами на Уверь… Чего, казалось бы, еще желать.  Но хрупка человеческая жизнь и тщетны наши потуги что-то от судьбы урвать.  Пока мы так думаем, она поджидает нас со своими счетами и планами на нас.

16 июня 92 года

2:15 Не спится.  Не выходят из головы дурные вести: и трагическая судьба совершенно незнакомого мне человека, приехавшего в Мошенское с надеждами на счастье, как он его понимал, не дает мне покоя.  Невольно оглядываешься на себя и на свою жизнь, раскаиваешься в грехах, зная, что не очистишься от них никогда и никогда не перестанешь грешить, и на душе смеркается от ужаса за себя и страха за людей родных и близких – Господи, спаси их всех и помилуй!

17 июня 92 года

15:55 Опять я болею

Аллегория.  Жизнь насмешлива к человеку и после его смерти.  Радеющий за народ русский писатель, прах которого с великими почестями погребли на погосте возле Успенской церкви рядом с почтеннейшими жителями старинного села, нежданно-негаданно оказался (за высоким забором) по соседству с фабрикой, которая день и ночь шумит и трясется за высокими глухим забором

18 июня 92 года

11:50 Сегодня опять тепло и солнечно.  Выхожу на свет белый с распухшей щекой (она еще больше раздулась против вчерашнего), сижу на лавочке под сенью сиреневого куста, щурюсь на солнце, слушаю как переругиваются вездесущие чайки, бьет в траве у реки перепелка (неразб.), поют, заливаясь на разные голоса, какие-то птахи… Медленно и плавно (неразб.) плывут в высоком небе сплюснутые снизу облака, пахнет сеном, примятой травой, лиственной свежестью, на душе покой и благодать, и если бы не дергало зуб… было бы совсем хорошо.

Вчера звонила Люда.  Татьяна Куперт разыскала ее по телефону и сообщила, что на следующей неделе они с мужем собираются в Опеченский Посад. …

14:15 Куст задичавшей чайной розы обдает волной тягучего приторно-сладкого запаха

17:15 Сегодня хоронили Кукареко.  Человек с такой смешной фамилией умер так трагически нелепо.

20:50 К вечеру острее и томительнее пахнет розами

19 июня 92 года

2:00 На веранде холодно и сыро.  Сижу, зеваю, слушаю бардов по радиоприемнику и думаю: не лечь ли лучше спать, отложив записи о Павле Владимировиче Засодимском до завтра.  Уж очень медленно, по чайной ложке, они у меня продвигаются.

3:00 Светает.  Река дымится туманом.  Птицы на все лады и голоса поют гимн восходящему солнцу, которого еще не видно

12:45 Галка прискакивает пить к ведру у огуречной грядки, садится на край, опускает вниз голову и смешно, по-куричьи, запрокидывает вверх черный тяжелый клюв.

Зацвели маки на грядке.  Роза облита малиновым цветом

20 июня 92 года

11:15 Еду на каком-то задрипанном поезде, скорее всего это 942й – так он грязен, медлителен, неухожен.  Слупили с меня 21 рубль, что, по меньшей мере, на треть больше, чем нужно.  Нахальная сухопарая проводница быстро смекнула, что спорить я не стану и заломила цену.  Бог с ней, зато еду, не торчку в Окуловке, где вполне мог бы застрять до полтретьего.

Утром (а проснулся я в шесть часов) попил чаю, сбегал на речку, искупался, в холодной бане окатился теплой водой из котла, настоявшейся на травах до черноты…

Засодимский застрял на третьей странице.  Я бы его, наверное, дописал, если бы не баня.  Мне даже понравилось сидеть за машиной в укромной тени сиреневого куста.  Я не нервничал, не психовал, работал спокойно.

Мстинский Мост 11:40 Жарко сегодня.  В вагоне душно.  Насыпь начинают обкашивать.  Какой-то странный командировочный в мятых, серых, в полоску, брюках, узкогрудый, в очках на хрящеватом носу, сутулый «Что за станция?  А-а, Окуловка, знаю.  Лет семь назад был здесь.  Ехал из Тулы, отравился грузинским коньяком.  Чистило меня… Слабость.  Вышел в Окуловке, дальше ехать не мог.  Сделали сердечный укол – отошло.»

12:20 Еле ползем.  До Малой Вишеры осталось всего ничего, а поезда идет как больной, нога за ногу.  Рослая, чуть ли не в пояс, трава, мигающие на солнцепеке  ивовые заросли.  Болота с окнами бурой стоячей воды, подернутой белой пленкой.  Едем так тихо, что можно выйти и неторопливым прогулочным шагом обогнать поезд.  Вот опять он тормозит.

21 июня 92 года

14:15 Праздник Всех Святых совпавший нынче с праздником дня медика.  Влажный шум осин.  Ночью шел дождь, грозу, к счастью, отнесло, а заходила она серьезно и страшно.  Мы были у Зиминовых, когда угрюмо зашумел ветер и большая черная туча накрыла город сырой, беспросветной тьмой.  Громыхнул гром, вспыхнули и погасли белые всполохи, дождь зашелестел по листьям…

{Выписки о П.В.Засодимском}

 

22 июня 92 года

18:35 Холодно.  Ветер дико и тревожно шумит в зарослях осиным, рвет провода, заставляя заикаться радио, весь день оно бормочет что-то невразумительное.

Весь день за окном шелестит дождь, а однажды, на короткое, правда, время, забарабанил град.  Сижу над Засодимским.  Снова все переделываю, заново переписываю, мусолю каждую строку по много раз.

23 июня 92 года

С Засодимским покончил с горем пополам.  Вышло около 300 строк.  «Хроника забвения» – такой придумал заголовок.  Многое не вошло из того, о чем стоило бы написать.  Очень уж все бегло и схематично.

{Записки о П.В.Засодимском}

24 июня 92 года

2:30 Скоро вставать.  В 7 часов еду с Мишкой в Новгород за авансом.

25 июня 92 года

В Новгород съездил одним днем.  Туда – с Вадимом Садковским на бывшей редакционной «Ниве», обратно на автобусе в 17:30.  Разговор с Русланом.  В этот раз он, как никогда, хвалил мою писанину, говорил, что всегда с удовольствием читает мои материалы, что я не полпути к прозе, но этого никто не понимает, Нарышкин, Лебедева считают, что так писать нельзя, что «нет вывода»… И в результате рейтинг у меня самый низкий, ниже некуда – 1.8 когда у других 10 и 8 и больше.

26 июня 92 года

Весь день работал, но не за машинкой, она-то как раз без дела простояла.  Разбирал в комнате, очень долго и маетно, белил потолки в коридоре, в туалете заделал, наконец, дырку в потолке, замазал гипсом, держится и слава Богу.  Побелил известкой стены и потолок.  Проводился до глубокой ночи.

27 июня 92 года

Татьяна с Игорем приехали на тридцатом поезде в половине девятого.  Татьяна, как обычно, шумна, разговорчика, Игорь молчалив, немногословен.  Он мне понравился своим спокойствием, серьезностью, доброжелательством.  Т. кипит, бушует, а он улыбается и молчит.  Посидели довольно мило…

28 июня 92 года

9:50 Воскресенье.  Едем в Опеченский Посад.  Время разлетается, как грязь под колесами машин.  Ночью шел дождь, утром так хорошо спалось на раскладушке и так не хотелось просыпаться…

Стоим где-то на очередном блок-посте.  Стожки недосушенного сена, скошенная вчера и сегодня утром трава лежит валками.

Опеченский Посад.  Доехали благополучно.  В Боровичах Татьяна договорилась с шофером ровенского автобуса и он довез нас до кладбища.  Зашли к Ваське.  Костя – большой, загорелый

29 июня 92 года

Понедельник.  Истопил баню.  Воды в колодце на дне, да и та мутная.  Заварил крапиву, чистотел, лебеду… Пару не было.

Водил гостей по Посаду, показывал набережную, дендропарк… В книжном к нам подошел Юрий Владимирович Шарков и предложил свою книжку с автографом.  Узнав, что я Краснов, пригласил в гости.  «Миля, это Краснов, автор очерков об Опеченском Посаде…»

Мастерски выполненные скульптуры (?) из дерева.  Собственно, это не совсем скульптуры: коряги, березовый и кедровый кап, головешки… «Работаю в соавторстве с природой.»  Это найдено так-то, это – там-то… Это вытащено из костра.  «Новгородский старик,» «совенок», «куропатка», (неразб.), «Яблоня», «Поющий тунгус», «Пан», «Инопланетянка» Недоделанный аллигатор (лежит) греется на солнце

30 июня 92 года

Ходили на Святыньку, завернув по пути в Жадины.  Древний и стремительный шум воды на перекатах.  Все, как было четверть века тому назад.  Только мне уже не семнадцать, а сорок два и нет тот девочки, чей милый образ растворился в тумане лет.

Выпивка на Святыньке.  Пьяный, потеющий, красный лицом Миша Н., бородатый Леня Ф. и молчаливая, услужливая Л. Огромный пес на проволочном блоке заливался гулким угрожающим лаем.  Недостроенный дом из бруса, странно длинный, с широкими, но редкими окнами, с баней, примыкающей к кухне, с подвалом в человеческий рост, водопроводом и канализацией «Построим часовню, – кричал, вращая глазами, Леня, – здесь будет батюшко жить.  Тут и кретины, и венчание, лук будет выращивать, помидоры…»  Он притащил откуда-то бутылку самогонки, Люда принесла сковороду с шипящей глазуньей, стопки и стаканы.  Сам пить не стал – «Не хочу 5 тысяч штрафу платить».  Говорили, перебивая друг друга, о Глездунове, об отсуженном им доме на первой линии, где размещалось лесничество.  «Он на него никаких прав не имеет.  Документов нет, а свидетели, что это за свидетели, когда им по пять лет тогда было!…  Татьяна вникала во всю эту ахиню, давала советы…