1 мая 92 года
12:15 Яркий солнечный день. Но я все еще сиднем сижу дома, хандрю и ничего не делаю. Стол в папиной комнате завален книгами и газетами. Пишущая машинка «Идеал». Три толстенных тома Пушкина дореволюционного издания…
Ходил в лес. Почти написал рассказ про Павлушу Белозёрова. Надо бы о нем поподробнее расспросить у мамы.
{Из записной книжки}
13:00 Белозеровский пруд. Горьковато-кислые ягода подснежной брусники. Лай собак, истошний, заполошный. Скрип старого дерева. Переливчатый блеск теней. Птичий гомон. Лес, даже истерзанный и захламленный, остался все тем же и я узнаю его в гомоне птиц, в тихом плаче ветра в сосновых вершинах, в скрипе сосен и мельтешении солнечных бликов, в глянцевитой зеленоватости брусничного листа…
Смерть дерева. Огромная, в три обхвата, сухостойная ёлка, подточенная короедом, (слово неразб.), изъязвленная дуплами, рухнула подмяв под себя хлипоствольный молодняк, ломая частокол сучьев. Мальчишки приспособили и обжили бурелом, построив в недрах его шалаш из елового и осинового дреколья и натащив туда кирпичей, досок, обрезков плит из прессованных опилок, обрывки газет, мятые консервные банки, запах гари от неряшливого кострища…
Горьковато-кислые с винным вяжуще-терпким привкусом ягоды брусники.
И вспомнились мне детские дали
Милый мой лес, возьми мои хвори, они тебе не повредят, ты развеешь их по ветру, уничтожишь, а меня исцелишь своим прекрасным, таинственным шумом, своей тишиной, своими запахами, от которых у меня кружится голова и сладко ноет сердце. Я люблю твои деревья, твои мхи и травы, твой вечный гомон Исцели меня, а я помогу тебе, замолвлю за тебя словечко и помогу другим полюбить тебя с той силой и страстью, с какой люблю тебя я.
Белозеровский пруд зарос и трудно теперь поверить, что мы когда-то строили и спускали на воду плоты, а зимой катались на коньках. Когда-то очень давно здесь повесился дурачок Павлуша Белозеров. Был он лыс, большеголов и удивительно походил формами своего поместительного черепа на пролетарского вождя, о чем тогда старались впрямую не говорить. И если не блаженная улыбка, блуждавшая на его вечно мокрых губах. Да не (слово неразб.) – невнятная речь, можно было бы подумать Бог знает что
Но Павлуша о своем (сходстве) не подозревал и смиренно нанимался колоть дрова, ходил за харчи и водку в подпаски, рубил в лесу частокол для забора, прося за труды поразительно мало. А иногда и вовсе отказываясь от денег, говоря что он и так все сделает. Работал он истово. Не давал себе поблажки, синяя полинялая рубаха тяжелела на спине от пота, а он все махал топором, счастливо скалясь и отмахиваясь от предложения попить чаю: «Да я и так у вас тут напил-наел… Не нада…
(вставка) Ворон с криком гонит ошалевшую от страха сойку.
Как бы не бросить тень на великое имя…
Кто его обидел, почему, живший без тоски и печали, решился на этот отчаянный шаг? Мне до сих пор не дает покоя мысль, что в ту минуту спящее его сознание пробудилось и он увидел мир таким, каков он есть, ужаснулся и захотел назад в сумерки сознания. Если б он знал как вернуться туда… Если бы знал…
«Глупому не страшно и с ума сойти» рассказ
Я был тогда слишком мал, чтобы что-то понять, слушал разговоры взрослых, на все лады обсуждавших эту новость и говоривших, что его обидел брат…
и никак мне не поверить, что человек вчера угостивший меня леденцом и погладивший меня по голове уже никогда не придет к нам колоть дрова, никогда не снимет шапку и не скажет мягкой (слово неразб.) «Доброго здоровьичка и не улыбнется своей блуждающей, детской улыбкой.
Было самое начало весны, снег еще только начинал таять и по утрам, покуда еще стояли пришедшие ночью морозы, не проваливался я чертил палкой на снегу «Павлуша» и рисовал лысого человека с топором, заткнутым за пояс, мне казалось, что он, как живой.
Снег сиял на солнце
И дорога так долго хранившая следы тележных колес, вдруг стала зарастать прутиками ивы, затягиваться мхом, оползать. И уже не сразу отыщешь ее среди деревьев, не сразу ощутишь под ногами ее плотную, накатанную твердь.
2 мая 92 года
Мошенское. Доехали слава Богу. В Боровичах сели на Барышовский автобус, вышли на перекрестке, сели в грязную, ..ную (слово неразб.) летучку и около пяти были уже дома.
3 мая 92 года
День совсем летний, даже жаркий. Встали в пятом часу утра, долго ждали на площади машину ехать за навозом и не дождались – шофер Игорь Акимов проспал. Выехали вместе пяти в семь, загрузились быстро – Коля Васильев вышел помогать. Солнце в утреннем мареве, клочья тумана, жаворонок… Над развороченной навозной кучей курился парок
«Анимкадист Ивановтч Смирнов и Афимья Николаевна Смирнова» Надпись на кладбищенской плите. Рассказ «Анимкадист и Афимья»
Мария Осипова Захарова. Ангел со старушечьим лицом, похожим на лицо Марии Осиповны. Большой, скорее католический чем православный, крест. Раскрытое Евангелие со словами «Истинно, истинно говорю вам…
«Дашок и Василек»
Есть что-то невыразимо грустное в весенней уборке сада и огорода. Сгребенная в кучи грязь сверкнет вдруг стёклышком от разбитого графика или (слово неразб.) от чайника и вспомнишь, что был когда-то такой вот графин, такой чайник и всплывет в памяти жизнь уже прожитая, полузабытая во всех своих милых бытовых подробностях
Гроза
4 мая 92 года
Похоронная процессия. Прекрасный взгляд молодых женских глаз. Заплаканное лицо, черный платок И этот долгий внимательно-скорбный взгляд на случайного прохожего… Мне знакомо и понятно это, горе хочется разделить с кем-то, хотя бы с прохожим, чтобы в его глазах прочитать сочувствие и печаль. А иначе горе сломит самого непоколебимого человека
5 мая 92 года
14:00 Радуница. День солнечный, с холодком. Договорился насчет отъезда с Володей Устиновым. В шесть утра
По данным бюро занятости, на 1 марта в районе было зарегистрировано 4 безработных
17:55 Смерть собаки. Мотоцикл на полном ходу врезался в собаку, перебегавшую дорогу. Мотоциклист кубарем перелетел через голову и встал, невредимый. Собака осталась лежать на асфальте и нервно, отрывисто, лаять. Мотоциклист – маленький, в очках с тонкой оправой под большим черным шлемом – поднимал свой мотоцикл (ничего ему не сделалось, разбился только красный подфарник и осколки его, точно сгустки крови пламенели на пыльном асфальте), к нему подходили люди, молча смотрели на него, одетого не без некоторого щегольства, на черную, с подпалинами, собаку, продолжавшую недоуменно и обиженно лаять и дергаться в конвульсиях… Все были целы и невредимы, все кончилось так хорошо, так удачно, могло бы все обернуться гораздо хуже. Только собака умирала на пыльном асфальте, так и не успев понять что же произошло и почему солнце, еще мгновение назад слепившее глаза, почернело и погасло точно на землю спустилась ночь.
6 мая 92 года
8:15 Окуловка. Электричка на Малую Вишеру. Володя Устинов довез меня на новом «Москвиче». На заднем сидении громоздился ящик с пустыми бутылками, пришлось тесниться….
9:25 Стоим где-то среди леса, едва подернутого чахлой зеленью, отдающей желтизной
Сложил дрова в предбаннике курятника, починил изгородь, подчистил в огороде…
15:45 Тоска и усталость. Отчего? Сам не знаю. Приехал в половине одиннадцатого, прилег, но уснуть не удалось. Так и маюсь: ни сна, ни покоя. В голове вязкий, противный туман, перед глазами плывут кружки и стрелы, а на душе мрак.
7 мая 92 года Ездил в Новгород и тем же днем – воротился назад
Спешил к Мише на именины. Да и зря, скучно и тускло было у него. Кроме нас была там Муза Алексеевна, совершенно не умеющая молчать, а тем более слушать. Так они с Мишей и токовали как глухари. Часов около десяти появился Володя Михайлов, а следом за ним позвонил Костя. Оказывается, он приехал около шести на автобусе в 17:30
8 мая 92 года
Весь день дома. Сходили с Костей в магазин на высоких крыльцах за пишущей машинкой «Ромашка». Распаковали ее и Костя до глубокой ночи изучал её, восхищаясь ее возможностями. Попытался постучать на ней и я, но это оказалось не так-то просто
***Забава – по-польски танцы. Летний вечер. Польская деревушка. Сады с вишнями. Наша колонна неожиданно застряла на дороге. Мы вышли из машин, потоптались, глядя на танцующих в кружке парней и девиц, и направились к ним. Игривый разговор. «Поедешь с нами, пани?» «Поеду.» «Со мной?» «Нет.» «А с ним?» – Удивился решительный и шустрый Вовка. «А вот с ним» – сказала она, смеясь и потянула меня легонько за рукав гимнастерки. Сердце у меня сладко замерло и покатилось в сырую росистую траву. Я глупо улыбался и смотрел в смешливые, с раскосинкой, глаза молоденькой пани, и чуть не плакал от счастья. Но тут обоз наш тронулся и мы, оглядываясь, побежали по машинам.
9 мая 92 года
17:30 Боровичи Идет дождь. Серо и сумрачно на автостанции. Пахнет известкой и краской. Скамейки сдвинуты кому как вздумается. Ремонт тянется, как минимум, вторую неделю, а дела не видать. Пробираюсь в Опеченский Посад. Света Тунгусова приехала на праздники из Москвы, завтра в ночь собирается уезжать. Она там опять на очередных курсах.
А мне уже не остановиться. Езжу, как заведенный. Ни дела, ни покоя. Завтра утром надо снаряжаться в обратный путь. В четыре часа придут Таня с Ирой. Костя без билета. Надо как-то отправить его двенадцатого утром.
На автостанции непривычно пусто. Напротив меня сидят две девушки, одна в розовом, другая в желтом и с букетиками нарциссов, весьма подходящих к ее ярко-желтому плащу. Девушки едут в Опеченский Посад. Я их не знаю, никого я в Посаде уже не знаю. Жизнь летит дальше, дальше и уже без меня. И как бы часто я не ездил, как бы пристально не вглядывался в эту жизнь, она мне не принадлежит. Я гость, а гостю совсем не обязательно знать, как без него живут хозяева, что делают, о чем говорят.
А дождь все идёт, плещется под козырьком небесная водица, запах сырой штукатурки, белил и известки туманит голову и время тянется медленно, с перебоями, точно механизм испорченных часов. С девчонками заигрывают парни, разыгрывающие из себя взрослых мужиков. Они курят, говорят развязно и со значением.
Опеченский Посад Доехал без приключений, если не считать переполненной «Юности» и толкучки в Окуловке. Билет на «Юность», выдержав психологическую дуэль двух кассирш, купил. В Окуловке без эмоций сел в автобус, в Боровичах дождался шестичасового на полупустой автостанции.
Пришёл домой, поздоровался с гостьей и побежал в баню к Степановым. Напарился у них всласть.
10.05.92 года
{Вклейка из записной книжки}
13:45 Стою на дороге Окуловской, до электрички осталось 45 минут. Не успеваю. Заколдобило. Машины со свистом проносятся мимо. Ветер, как пастырь степной, гонит стада облаков куда-то за обрез земли, где синеют далекие леса
13:55 Соинское. Доехал на зеленой, с побитым ветровым стеклом, «Ниве». То ли инженер, то ли председатель колхоза «Родина», то ли агроном подвез меня до повертки на Сушилово и где я кукую уже десять минут, теряя последние надежды попасть на электричку. Видно отсюда далеко. Ни одной машины пока что не показалось из-за поворота. Увяз я здесь по-видимому крепко и надолго. На электричку нечего и рассчитывать
Все бегут по дороге тени облаков, поют, разливаются жавороки, кукушка кукует вдалеке
утка поднялась с придорожной лужи и, треща крыльями, полетела к лесу.
{Окончание вклейки из записной книжки}
16:00 Почтово-багажный, 942й. Только на этот и успели. Дорога сегодня, в отличие от вчерашней, невезучая. Дома буду не раньше шести часов вечера. И на том спасибо. Народу сегодня сравнительно немного. Погода разведрывается, но ветер все еще студеный.
Белые звездочки цветущей ветреницы
Погост, кладбище в Пиросе. Похороны из-за озера. Смоляные рыбацкие лодки. Скрип уключин и плесе воды. Большой красный гроб. Молча встали, подняли гроб на плечи и понесли, хлюпая сапогами-заколенниками и распугивая на мелководье рыбью молодь. И это было страшно. Будто вышли они из воды, из темных озерных глубин. Пахло рыбой, ветер свистел в распятых на вешках сетях солнце сияло как ни в чем не бывало и не верилось что смерть только что коснулась всего этого своим жутким, черным крылом Странная процессия ни на кого не глядя, молча удалялась вверх по склону, бережно, как лодку, неся свою страшную ношу.
Последний причал. Чувство родственности со всеми. Бабки в темном продают бумажные цветы
11 мая 92 года
Холодный, скудный на солнце, день. Приходил Володя Михайлов. Сходили с ним в библиотеку, купили книг из старья. О. сидела с каменным видом и на нас с Володей только шипела. Оказывается М… приходила к ней разбираться и рано поутру, когда та еще валялась в кровати, отвесила ей оплеуху за связь с мужем, в которой тот ей признался, застав супругу с каким-то кооператором из Прибалтики. Так что О. сейчас невесело. К тому же она собирается рожать от своего моряка ребенка, чего тот пуще огня боится и всячески О. терроризирует, грозя её убить. Вот такие у нас разыгрываются шекспировские страсти.
Света Тунгусова за три года почти не изменилась, все так же легка в общении, необременительна и добра.
12 мая 92 года
Встал в половине шестого, умылся и побежал на автостанцию, еще запертую на замок в этот ранний час. Занял очередь, купил билет, посадил Костю на автобус и отправился домой. Лег накануне поздно, в голове стоял тихий, переливчатый звон от бессонницы. Попытался уснуть – не вышло. Так и промаялся день, потратив его на пустяки.
Дочитывал «Мастера и Маргариту» Нарочно тяну с этим чтением, приятно сознавать, что с Воландом и его команией, а также с пятым прокуратором Иудеи Понтием Пилатом и его собеседником Га-Ноури, ты еще встретишься, они где-то здесь, рядом
13 мая 92 года
«Изумлять» – сходить, сводить с ума др.рус.
{Записи о словах}
{Записи о Инессe Арманд}
23 года тому назад, когда мне едва минуло девятнадцать, я отправлялся в армию, весьма смутно, в романтическом тумане, ее представляя.
14 мая 92 года
Люду проводили на «Юность» опоздавшую минут на двадцать. Было ветрено и не ветру – холодно. Перекрестил ее в дорогу, благословил. И доехала она удачно успела в Окуловке на автобус в 4:20 и в Боровичах – на шестичасовой, Александра Ивановна не ждала гостей. А я зашел в редакцию, потом к Зиминовым и у них просидел до вечера сам не зная зачем. Разговор не клеился, цепляясь за пустяки. Ушел от них уже в восьмом часу.
Дома прилепился к телевизору и проторчал у него до глубокой ночи, глядя все подряд. Передача об Инессе Арманд, фильм детективный, что-то еще…
Дела мои до крайности запущены. Машинка покрылась пылью, с содроганием думаю о том, что надо садиться за нее. И не сажусь
15 мая 92 года
Пятница. По-летнему теплый день. Черемуха налилась белой таинственной силой, готовой вот-вот выплеснуться на волю. Трава поднялась за день не вершок, а огород у соседей зажелтел одуванчиками, став необыкновенно уютным и радостным. Облака и те сегодня какие-то другие, легкие, ветреные, кокетливые.
До вечера сидел дома. Ничего, впрочем, не высидев. Машинка по-прежнему «скучает» на стуле около книжных полок. Ни одного слова не отстукал. Читал Святослава Рыбаса, «Зеркало для героя», в кинематографическом варианте несравнимо лучше повести, довольно посредственной.
Вечером пришли Зиминовы. Угостил их вином, а потом пошел к ним, поддавшись на уговоры. Выпил рюмку «Наполеона» в черной, обклеенной бумагой, бутылке. Ничего особенного в нем не обнаружил. Коньяк и коньяк. За что отдавать 300 рублей. Вечер воспоминаний. Миша, привыкнув к разрушительной ежедневной лжи, правду говорить совсем разучился, все у него с оттенком наигранности. Местами это очень заметно. Посидели, впрочем, довольно мило. Жалко времени. Сейчас уже половина четвертого утра, давно наступила суббота
16 мая 1992 года
От Рожества Христова. Скоро утро. Оно уже подбирается к окошку, окутав город сырой зябкой тишиной и запахом молодых трав. Скоро рассвет. Восход по календарю в 4:17. Луна рыскает по небу, яркая и бессонная, как рыбий глаз. Сегодня полнолуние.
Выглянул в окно – луны уже нет. Она зашла в 3:09, если верить вырванному из численника листку. И у луны свои сроки.
Во рту горечь от табака. Курил у Миши дешевые, будто сухим навозом набитые, сигареты.
Сегодня Марфа Зеленые Щи, Марфа (неразб.)
17 мая 92 года
Костя приехал вчера около четырех. Накормили его, и он отправился на балкон читать Некрасова
{Цитаты}
День ушел на кухонные хлопоты. Варил, парил, жарил, мыл посуду… Потом рылся в книгах, искал для Кости Тютчева, Фета, Некрасова
Люду встретил. Электричка опоздала на полчаса
18 мая 92 года
22:25 Костенька уехал в 7:30. Я его не провожал. Билеты со вчерашнего дня подорожали вдвое. А он поехал с билетом, купленным накануне. Холодно сегодня. Черемуха зацвела.
19 мая 92 года
Сделал две информации из Малой Вишеры и начал материал о Макшееве, который пока что весьма смутно представляю. Начало положено, разгон есть, беги знай, но не бежится. Пока.
20 мая 92 года
11:30 Болят зубы, в голове – туман, а на сердце такая тоска, что и не высказать. Сижу в валенках, в жилете и все равно зябну
21 мая 92 года
Новгород. Билет от Малой Вишеры стоит уже 32 рубля. Деньги получил, аванс 900 да командировочных 700 с лишним. Сдал в редакцию машинку, пару информаций положил на стол Саше Власову. Зашел к Витьке Селиверстову. Света накормила меня, – уехал я на пустой желудок и от голод уже побаливала голова. Витька довез меня до лицея. Костя меня не ждал. Зашли с ним к Руслану, где я и пишу, слегка хмельной, эти строчки. В четыре часа за мной заедет Кочевник. Сейчас уже половина второго. Наступил другой день
22 мая 92 года
Не проспать бы. Голова болит, соображаю плохо
Опеченский Посад Долго, почти целый час, ждал Сашу на улице. Холодно было. Ветер задувал со всех сторон, нигде от него было не укрыться.
Большая холодная луна встала над лесом Луна срезана на треть. Собаки лают. Холодно Небо рассечено резными линиями
{Из записной книжки}
4:55 Холодное, ветреное утро. Минут сорок ждал Сашу Кочевника на улице, продрог… И только вытащил блокнот, чтобы записать свои переживания, как увидел сашин «Форд», выруливающий к русланову дому
Холмы. Дом на краю деревни. Кирпичные, с толстыми, крепостными стенами, дома, стоящие едва ли не впритык друг к другу.
Деревня Сопки недалеко от Лыкошина. Каменная церковь с вырванными полами, с запахом сырой штукатурки, пыли и птичьего помета. Граффити. «Танюха» – крупно, с вызовом. Грузовик с надписью по-ихнему «мерседес». Все это настенные росписи. Других – нет. Стены на удивление голые, с вечной казенной синевой. Остатки иконостаса. Дубовые двери. Развалы деревянной церквушки. Чья-то заботливая рука белилами неумело вывела по сохранившемуся фасаду: «Покровская церковь, основана в XVII веке. Подновлена и обита тесом в 1729 году» И крест православный нарисован. Фальшивое окно с нарисованными переплетом. Ржавые решетки (луковицами) на окнах. Запах старого, выбеленного солнцем и ветром, дерева.
Крест из полированного черного гранита «Александр Федорович Де.Воланъ (почти что Воланд!?) Родился 25 агуста 1807 года, скончала 1 апреля 1871 года. Крест как бы «растет» из тесаной гранитной глыбы похожей на застывшую в камне волну, не успевшую разбиться о берег.
Разбитый гробокопателями памятник их полированного красного гранита, «статский советник Александр Николаевич Лизархъ фон Кенигъ. Род. 1 мая 1835 г. сконч. 15 июня 1909 года.
Кладбище старое, запущенной, заросшее дягилем, крапивой.
Вековые липы, сирень, черемуха, роняющая белые, надушенные слезы на могилы имениях и вовсе не именитых людей. Ржавые железные кресты, витые с мудреным узором. Деревянные, традиционные, с козырьком
кладбище само себя стережет. Покой его нарушают только птицы.
Сажали картошку. Внизу, под холмом, за дорогой. Дорога заросшая, забытая.
Сегодня Никола
23 мая 92 года
14:25 Набережная. На той стороне поют петухи: один, второй, третий. На берегу пасутся угольно черные овцы, плещутся в воде гуси. Лают собаки, прыгают и возятся в гнездах грачи. Золотой от одуванчиков берег. Пахнет травой, илом, водорослями, молодой березовой листвой. Запаздывает листва. Только-только зацветает смородина, качаясь на останках набережной. Усталую, замордованную огородами лошадь со звездой во лбу ведут под уздцы двое парней. Ребятишки на берегу плетут венки из одуванчиков и о чем-то разговаривают, сбившись в тесный кружок. Чайки над водой. Надоедливо и уныло кричат в гнездах грачи, птицы щебечут на все лады. Черные, с желтыми клювами, скворцы. Черемуха цветет. Трясогузки (неразб.) Чайки белой бесплотной тенью мелькнула в воде и пропала. Поскрипывает навесной мост «Оля! А Оля! Иди сюда» Белье полощут с мостков. Куры на берегу, на той стороне.
24 мая 92 года
17:55 Мошенское. Доехали с мамой без особых хлопот. Битком набитый автобус (Саня Шахов, обрюзглый, постаревший, но все такой же нахально нахрапистый, сидел за рулем), так вот, автобус без конца останавливался, подбирал пассажиров, Саня подолгу путался с билетами и ехали мы так медленно, что запросто могли опоздать на час десять. Но мы не опоздали, прибыли вовремя и даже успели купить билеты. Билет до Мошенского стоит теперь 12 рублей.
Сегодня жарко. День по-летнему яркий, одуванчики горят в траве, как светлячки. И, как это бывает после холодов, все кажется сонным. Сонно синеет вода в реке, сонно щурятся на ее чешуйточий блеск люди, сонно ложится на придорожные лопухи густая пепельная пыль, сонно плывут по небу облака… Никто еще не верит теплу, все одеты с запасом, в плащи и куртки и раздеваться никто не спешит…
Пастух Егорий. Сколько коров? Как нанимали пастуха, как его уговаривали? Какую плату положили? Где выпасы {дальше конспективно о разговоре про пастуха}
Запах черёмухи, молодой крапивы и дягиля. Померк золотой луг – одуванчики закрылись до утра. Восемь часов вечера.
25 мая 92 года
Понедельник. Посадили картошку. С утра (мама еще не уехала) постучал в окно Захарыч и сказал, что пригонит Мальку раскидывать навоз. Я побежал к Славе Куликову, попросил помочь, проводил маму на автостанцию, посадил на автобус и назад.
Посадили картошку без особых проблем. Пожарник Коля, крепко с утра хвативший, пахал из рук вон плохо: то мелко, то глубоко и криво, как бык… Слава взял у него плуг и дело пошло лучше. Помогала кроме Славы Наталья Потаповна.
Вечером натопил у Куликовых баню с травами, напарился и трижды лез в воду.
26 мая 92 года
Окуловка. 10:20 Успели на электричку. И слава Богу. Впопыхах собрался, вприпрыжку бежал на автобус, еле успел, вызвав большое недовольство у спесивого Петухова, он сегодня сидел за рулем пыльного «пазика».
Устал. Болит бок, в сердце тупая боль, голова тяжелая
27 мая 92 года
Жара. 25 градусов в тени. Градусник на солнцепеке ползёт к тридцати и даже выше. Встал рано, в половине седьмого, но временем с толком распорядится так и не сумел, растранжирил по пустякам. Никуда не ходил. Носа из дома не высунул. Вылез на балкон, а у магазина толпа старушек и я забрался восвояси.
Костя уехал на первом автобусе сдавать историю
27 мая 92 года
С утра долго раскачивал себя на работу, переделывал второй лист, вылизывая его и подчищая. Вроде лучше, а вроде – нет. Далеко, впрочем, не продвинулся. Время тает как кусочек льда, положенный в чашку с горячим кофе
Костя приехал в восьмом часу. Историю сдал на «пятерку». Ходил вчера с Серегой на Пятак в Кремлевском парке. Когда-то там бывал и я. Тогда это были просто танцы, танцульки, скажем, а теперь – дискотека, вход – пять рублей
29 мая 92 года
«Житный запах крестьянского дома» – из старых тетрадей
Зеленый, шелестящий запах летнего дня
30 мая 92 года
Суббота. Жара необыкновенная. Днем от духоты плавятся мозги, умное в голову не идет, а все какая-то чепуха.
Вечером, когда спала жара, ходили к Зиминовым
31 мая 92 года
6:40 Пахнет сиренью. Букет стоит в вазе на книжном шкафу, а запах от него, как от целого куста. В голова легкий звон, всю ночь сидел на статьей о Макшееве. Написал-таки, правда, путано. Засыпаю на ходу. Ложусь.
14:00 Костенька уехал. В последний момент переделал концовку, не слишком удачно, и отдал ему. Провожать не пошел – жарко, да и не успел я переодеться, времени оставалось в обрез. Молю Бога за него. Как-то он доедет, как-то сдаст завтра экзамен по английскому?…
Сирень в вазе привяла за ночь.