1 апреля 92 года
3:00 Закончил свой труд. Получилось много. Строчек не считал
21:00 Поезд Новгород-Москва. Через пять минут тронемся. День прошел в такой сутолоке, что до сих пор не отделаться от ощущения бега
«Тень имени и след (власть) судьбы» – вот такое вычурное и с претензией название придумал пока. Другого нет. «Тень чужой судьбы» м.б.?
Съездил в лицей в Косте и встретил там Ольгу Лаврову. Костя пошел меня провожать и она вызвалась с нами, хотя пришла в лицей на дискотеку. Была она в черном, облегающем платье, делающем ее фигуру по-взрослому законченной. Волосы рассыпаны по плечам. Стремительная … походка, быстрые нервные взгляды. Она легко краснела, в движениях порывиста и чуть резковата.
Беспокоюсь за Костю. Господи, только бы у него все было бы хорошо! Посидели с ним в пустой и неуютной комнате. Он прочитал письмо, пришедшее из США от какого-то парня, в конверте лежит цветная фотография типичного молодого американца с прекрасными зубами, короткой стрижкой и выпяченной нижней челюстью. Впрочем, парень он симпатичный.
Костя сдал историю на пятерку, по химии получил четверку, сдал алгебру, что-то еще… Милый мой сын… Обидно, что поговорил с ним так мало, торопился на поезд, да еще надо было к Витьке и к Грише зайти. Весь день просидел в редакции, мешая Руслану работать. Без конца курил, и сейчас во рту привкус сигарет. И голова побаливает, как это бывает от чрезмерных разговором, от общения в лошадиных дозах.
22:55 Чудово. Спать не ложусь. В Малой Вишере надо захватить Антона. Со мной едут симпатичные молодые ребята, с большой карточной коробкой, очень тяжелой. Один из них учится в политехе на автомобильном факультете. С ним мы немного поговорили, весьма, впрочем, натянуто, об идее объединения всех городских институтов в университет, а то, как трудно учится сейчас на стипендию в 375 рублей. «Десять пар носков и вся стипендия» сказал студент.
Решил записывать беглые свои наблюдения в книжечку, не дожидаясь пока осенит вдохновения. Хотя бы короткими, без украшений словесных, фразами. Моментальный снимок на память.
Проводница в купейном вагоне. «Мне говорят: не надо заранее заправлять, а я не люблю, когда неуютно в вагоне.» Комплект белья стоит 15 рублей. Билет от Малой Вишеры до Новгорода – 20, с сегодняшнего дня. Такие вот новости с 1 апреля.
Заходил в «Новгород». Светлана Емельянова в десять минут обсказала все новости. Все, кого ни встречу, дружно ругают «Ведомости»
2 апреля 92 года
10:15 Москва поражает запущенностью и нищетой. Грязная, заплеванная площадь трех вокзалов. В поезде Новгород-Москва людей, едущих налегке, считанные единицы. Остальные с огромными неподъемными чемоданами, еще дедовских времен, с сумками, узлами и коробками. Носильщиками почти не пользуются – тащат не себе, как мешочники 20х годов.
Вокруг станций метро кольцо из торговцев предлагающих водку, сигареты любых марок, лимоны, косметику, книги… На Ленинградском вокзале продавцы книг разворачивали свои киоски в сырых утренних сумерках, зевая и потягиваясь. Еще шрифт книжный с трудом разбирался глазом, еще толпа, заспанная и вялая, равнодушно обтекала их, но вот один подошел к книгам, другой… и уже к книгам не подойти, словно там Бог весть какой дефицитный товар. Продают, как правило, привычный набор из детективов, зазывая прохожего блестящими цветными обложками, пособий по любовным делам и по оккультным наукам…
Территория вокруг Белого дома захламлена и обезображена. Обрезки труб, ржавое покореженное железо, спинки от никелированных кроватей, мусорные урны, обломки садовых скамеек, обгорелые доски…
13:00 Особенный казенный запах. Лабиринты коридоров и двери, двери… Красные дорожки скрадывают шаги. Путаница переходов. Бесшумные падение (восхождение) лифта, тихие разговоры
Озабоченные люди с папками.
13:50 Обед: рулет паровой с гречкой, кусочек хлеба и стакан клюквенного киселя 11,21. Две маленьких чашечки черного кофе с сахаром – 10 рублей. Кофе с видом на Краснопресненскую набережную!
Шорох шагов по ковровым дорожкам.
3 апреля 92 года
10:30 Похожая на сахарницу гостиница «Украина», увенчанная шпилем со звездой в обрамлении колосьев и башенками.
Больница 4го главного управления Минздрава СССР (бывшего) (как теперь она называется, не знаю) Тяжелые двери, огромные люстры, тихий Сивцев вражек.(?)
С утра довольно тоскливо. Володя ушел на сессию: спустился вниз и потащил меня за собой. Но в дверях меня остановил дюжий охранник… Без него я совсем потерялся в лабиринтах коридоров, абсолютно похожий, одинаковых, уныло однообразных.
Белый дом навевает скуку, угнетает своей монументальностью, давим всеми своими этажами, лестницами в коврах, зеркалами, особой присутственной тишиной… Человеку, впервые попавшему сюда, делается не по себе, хочется поскорее уйти отсюда, на простор, на воздух… Но воздух московский белёс от бензиновой гари, от чада и дыма фабричных труб и напоминает слоеный пирожок со всякой всячиной, вылежавший все свои сроки и засохший до твердости сухаря. А что касается простора, то и ищите его, не найдете
{Поиск фразы}
Писать на оборотках
А простор… Ну какой может быть простор на столичных улицах с табунами машин, несущихся во весь опор, с автомобильными пробками в часы пик, с нескончаемой чередой хмурых, озабоченных людей с сумками, кошелками, авоськами, портфелями, пакетами?.. (Только река и спокойна и нетороплива во всей Москве. Проплыл буксир со скошенной трубой…)
…Продавцов больше, чем покупателей…
На сессии шло обсуждение конституции. Хасбулатов… Группа «Смена» Предложение по статье 8… Пункт Д. Тягучее ленивой препирательство. Рутинно течение сессии.
Лотками, палатками, киосками, будочками со всякой всячиной заставлена вся Москва
Мимо товаров, разложенных на шатких, хлипконогих столиках, на ящиках или прямо на газетах, положенных на асфальт, текла равнодушная торопливая утренняя толпа, не обращавшая внимания ни на пестрые наклейки
Выгребная яма, помойка, барахолка
газеты. Мальчишки в красной униформе, продавали на Новоарбатском (по-прежнему – Калининском) проспекте газеты.
22:50 Шофер Василий Егорович. Возил Черненко, Андропова, когда они были зав.отделами. Возил Цуканова, помощника…
«Люди для нас простые, приветливые. Алиев – рубаха-парень, обо всем можно было поговорить. Черненко неразговорчивый, молчаливый, но человек очень хороший. Жена еще жива. Андропов угрюмый, суховатый. Скажет куда ехать и молчит. Представить себе, что они так высоко поднимутся, трудно было
Возил иностранцев Анвара Куньяла, Депорес Ибарури…
Седьмой год на пенсии. Сорок с лишним лет только в правительственных гаражах И за все эти годы только дважды были мелкие дорожные инциденты. Однажды крыло у Чайки помял (32 рубля заплатил), а другой раз (это было в 86 году) бампер у «Волги» (74 рубля высчитали)
Ездил на эмках, трофейных БМВ, хорьхах… Потом на Зисах, Зимах, Чайках. Ездил аккуратно. Теперь молодежь лихачит, машины не берегут, две «Волги» стоят в гараже разбитыми. У одной радиатор в смятку, у другой вогнут – в дерево или в столб (видимо) врезался. Нет страсти и требовательности теперь. Небо и земля против прежнего. А машины спишут на автомобильную часть.
Сам владимирский, из города Коврова. Служил шофером в войну, семь лет возил командира части. Демобилизовался. Устроился в гараж правительственный. Три рекомендации требовалось: от к-ра части, от …
Потом еще проверяли два месяца да столько же ушло на испытательный срок. Дали общежитие, с тех пор москвич.
В сталинские времена его охранник, причем не самый близкий, получал раз в 30 больше, чем В.Е. Но это ни у кого не вызывало сомнения. Ну ка такое теперь!
Перевернутые скамейки (садовые) в парке, старушки сидят, слушают «Депеш мод» по громкоговорителю. Синий, ноздреватый, точно подтаявший сахар, лет на прудах. Утки. Чайки кричат, качаясь на мелкой волне. Моржи лезут в студеную, нездорового цвета, воду. Собаки разных мастей. Дубы, корявые, в апоклептических узлах.
4 апреля 92 года
10:25 Скверик возле метро «Кутузовская»
Взбухший буграми, потрескавшийся от старости асфальт, грязный, заплеванный. Клумба с прибитой захламленной землей. Проспект гудит, как труба. Воздух будто на керосине настоян.
Иван Ефимович
С 12 апреля 43 года инвалид войны, но документов не имею. «Впечатления прекрасной действительности пишите, молодой человек?» Покритиковал нач. Был истый комсомолец. Фамилию мог бы сказать, но кому? Я много испытал. 32 года работал в приборостроении. Кепка Старая сумка через плечо. Выходных не было. Купоны, деньги как после войны давали. Нач. Литеневский отдыха не давал
5 апреля 92 года
21:00 Приехал от Тараскиных
Переночевал у них и выспался за все последние дни. У Тараскиных все, как обычно. Карина занята сверх всякой меры: занятия в школе искусств, в хореографическом кружке, где-то еще… Жанна не высыпается, жалуется на занятость.
Чуть не проехал мимо Расторгуева. Зазевался. Выскочил в последнюю минуту. В последнюю минуту спросил у сидевшей напротив девушки: «Не Расторгуево ли это?» Она ответила: «Расторгуево» и я выскочил на перрон. И в электричку влез тоже в последний момент, за мной вломились еще двое или трое и двери с треском захлопнулись.
6 апреля 92 года
Большой кремлевский дворец. Пишу под лестницей на маленьком столике светлого дерева. Устал. Ноги гудят, от монотонного, размеренного шума кружится голова. О чем писать не знаю. Вокруг меня толпами бродят известные и неизвестные журналисты, плывут навьюченные аппаратурой телевизионщики, готовые в любой момент наставить хищно пламенеющий глаз импортной камеры на кого угодно и протянуть над головами кривую болванку микрофона, щелкают блицы, включаются диктофоны.
20:45 К вечеру заморосил дождь и Москва заблестела асфальтом. Давно немытые улицы. К вечеру заморосил дождь. На Васильевском спуску стояли крытые брезентом военные машины. Вороний гвалт в ботаническом саду. Мокрая брусчатка. Казак в шинели с огромной шашкой на боку и в папахе.
7 апреля 92 года
10:15 Большой кремлевский дворец
Георгиевский зал разгорожен ширмами. Там собирались французы
Вечером. Тишина дома Герцена на Сивцевом Вражке. Бой часов старинных, скрип рассохшегося паркета, размеренный, неторопливый старомосковский быт ничего общего не имеющий с нынешней сутолокой, в которую вовлечены все, от мал до велика. Детишки лет 12-ти в красной униформе носятся по новоарбатскому проспекту. –«Купите Нью Йорк Таймс на русском языке. Купите «Московские новости»»
8 апреля 92 года
Покидаю Москву. Музыка на Ленинградском вокзале. Духовой оркестр: труба, геликон, аккордеон, ударник…
Бомжи, пляшущие в кругу зевак очень серьезно, будто это не заплеванный асфальт, а узорчатый паркет
Тамара «з Винницы», 22 года, ребенок (дома) год от роду. Муж в тюрьме. Солдат Дима (мне хотелось назвать его «Митенькой. Митей») ехал в отпуск из Стерлитамака, где пробыл три месяца. «Спали в бронежилетах, автомат под головой» Пуля у виска. «Ты крещеный?» «Да.» «Значит это твой ангел-хранитель ответ от тебя пулю.» У меня в камуфляжные иконка зашита» – стесняясь, очень серьезно, сказал он. Выпивали мужики и говорили: «За Россию.» «Пока русский мужик за дело не возьмется, толку не будет.»
Снег в Малой Вишере.
9 апреля 92 года
Утром сбегал к Вере Михайловне, передал пакет с репортажем из Москвы. Морозило. Земля, кочковатая, тугая с морозу, чутко звенела под ногами. Город был совсем пуст. Встретил за всю дорогу человек, от силы, десять. Пришел домой, попил чаю и завалился в постель – отсыпаться за все московские дни. Спал плохо, урывками, но выкарабкаться из сна никак не мог. Соскочил около двенадцати, позвонил на вокзал так сказали, что вот-вот подойдет адлеровский. Я побежал встречать Костю, и вовремя, – он как раз выходил, навьюченный, сумками и коробками, на Пушкинскую. Не поленился сынок привезти проигрыватель с колонками.
10 апреля 92 года
Пятница. Холодно. На лужах – лед, снег лежит комками и не тает. Ветер студеный, злой.
Приехал Саша Петров …
На ночь глядя ходили в гости к Зиминовым (Костя оставался дома): пили шоколадный ликер, чай плохо заваренный, да вели светские беседы. Ленка была в длинном, до пят, халате, который был ей к лицу, несмотря на некоторую великоватость и излишнюю яркость. Миша без конца острил и придуривался, временами довольно удачно.
11 апреля 92 года
Проводил, наконец-то, гостя. Утром еле встал, еле размаялся, чувствуя тяжесть в затылке от недосыпа и неприятного осадка на душе …
На вокзале купил «Землю новгородскую» со своим репортажем. «Обо всем, чем болеет и страдает Россия» – такое название дали в редакции. Перечитал – пусто, мелко, претенциозно.
Сегодня 16 лет, как нет отца.
12 апреля 92 года
Воскресенье. Ждем гостей. Таня Анфимова с Ирой обещали придти. Уже без десяти четыре, а их все нет. Ожидание парализует волю, ни дела, ни покоя.
Журавли над головой. Неровный, изломанный клин, в котором я насчитал тринадцать птиц. Грустно наблюдать за ними. Отчего же разливается в синем, с дымком, небе, такая грусть, когда разрезает его неровный журавлиный клин? Отчего сердце сжимается в тоске и печали?
Таня с Ирой пришли, когда мы уже перестали их ждать. И следом за ними явились Зиминовы. Пришлось развлекать и тех, и этих. К счастью, Миша и Лена вскоре ушли. Мы с Таней долго сидели в моем кабинете … с какого-то момента заговорили о детях и Таня приободрилась, вспомнив … детство, отца, который на несколько лет уезжал на заработки, присылал деньги, но сам не приезжал.
13 апреля 92 года
18:45 Новгород. 18 лет назад в такой же вот холодный, ветреный день была наша свадьба. Позвонил Люде, поздравил. Она сказала, что получила на почте премию из «Сельской жизни» – 83 рубля всего-навсего. На нашем безденежье и это деньги. Зарплату за март мне, наконец-то, выдали, 2092 рубля с какими-то копейками. За командировки отчитался, но командировочные не получил – нет денег в кассе.
Пишу у Кости в лицее.
Съездили в универмаг, но ничего там не купили – отделы все уже закрывались, пробежали по всем трем этажам галопом. Зашли к Руслану. Дериглазовы усадили нас за стол, выпили по рюмке коньяка за годовщину нашей с Людой свадьбы. Костя, конечно же, пил чай. За столом сидели в полном составе. Алина погладывала на Костю, их наконец-то познакомили. Костя смущался, но за столом держался вполне пристойно, я в его годы так не умел. Проводил его до лицея. Через парк шли пешком и дорогой говорили о гражданской войне. Костя заочно спорил с Русланом о Ленине и его роли в тех трагических событиях.
В автобусе встретил Сергея Морозова. «А я ушел из «Ведомостей» – сообщил он с радостью. – «На телевидении сейчас работаю. Мне такую камеру дали… Таких, это точно, в Новгороде больше нет»
И она стал рассказывать о новой камере с таким увлечением, с такой радостью, будто о девушке
14 апреля 92 года
2:55 Пишу за Гришиным столом. Долго разговаривали с ним о всякой всячине: о Пименове и Андрианове, о Быстрове и Диме Завидовском, … вспоминали детство, армию, институт…
Утром поеду в Вишеру с Сашей Кочевником. Он собирается ехать в кинодокументалистами в Борок к Гусеву.
15 апреля 92 года
Володе Михайлову исполнилось 37 лет. Поздравил его по телефону. Он сказал, что старушки из Ленинской библиотеки подарили ему роскошный альбом из собрания Пушкинского музея.
Поездка в Борок. Некогда собрать в кучу разрозненные впечатления от той поездки. Ехать с чужими людьми (тем более, что Кочевник, сославшись на болезнь, остался дома) мне не хотелось. Ничего хорошего от нее я не ждал и, когда утром шёл на улицу Славную, где расположился корпункт Ленинградской студии документальных фильмов, думал только о том, как поскорее отвязаться от обременительного поручения и дома завалиться спать. Но киношники, Кочевник был прав, мне понравились. С Эдуардом Васильевичем Раненко и Валерой Наумовым мы даже выпили у меня бутылку водки. Собственно, пили они, а я просто поддерживал компанию.
В.А. Нет душевного желания работать, уголёк погас.
– Вот как у меня, безрукого, когда яблоньки прививаю, все приживаются, а у соседа – полковника в отставке, нет. А все почему? Я их жалею, чувствую как им больно
Ссылка на видиосюжет от Владимире Андреевиче Гусеве, сделанный в этой поездке
Валя рассказывала о смерти тридцатилетней племянницы Коховой, умершей, как и её мать, от скоротечной чахотки. «Она высохла вся, в последние месяцы ничего, кроме лекарств, не ела, но жить хотела неистово. Двое детей после нее остались. Умирала она в сознании. Кохова держала ее за ноги и говорила, что не пустит ее. Она на какой-то миг успокаивалась. А за минуту до смерти открыла глаза и сказала ясно и спокойно: «Все тетя, меня уже здесь нет…» И умерла. Кохову так это потрясло, что она до сих пор нет может придти в себя.»
Разговор этот возник после того, как нас обогнал катафалк и черной полосой на борту и с заплаканными людьми в салоне. Вот и объясни все это материализмом. Много на свете того, что выше человека и его глупой, несчастной жизни. Да хотя бы смерть, болезнь, несчастье… Попробуйте отрицать это
16 апреля 92 года
Костя позвонил и сказал, что в субботу приедет с Ольгой Лавровой. Люда уже в панике, – устала от гостей, они у нас идут чередой, один за другим, но такова уж наша планида.
17 апреля 92 года
19:20 С утра бегал по делам. Купил четыре суповых термоса для Славика и для нас, купил билет для Ольги Лавровой, зашел в редакцию, в книжном купил для Гриши Розанова за 15 рублей.
Дождь барабанит по подоконнику. Сыро, грязно, неуюно в нашем городе. Без резиновых сапог шагу не ступить. Осина под окном обвисла сережками, лужи
18 апреля 92 года
Костя с Ольгой приехали рано, мы их еще не ждали, хотя все утро хлопотали по хозяйству, готовились. Ольга стесняется и только с Костей чувствует себя в свой тарелке, а он от нее с непривычки устал. Разговор с ней не клеится, не найду нужного тона и от этого несу чепуху. Человек она весьма своеобразный и наверное талантливый – нарисовала мне гуашью картину в сине-красно-зелено-черных тонах. Подарила репродукцию картины Константина Васильева «Дикие лебеди» она висит у меня на стене…
19 апреля 92 года
Вербное воскресенье. Снег лежит весь день с самого утра. Никуда не ходили, просидели дома. Я пытался работать, продвинулся вперед еще на две странички. Мало, конечно, но больше и скорее писать – выше моих сил. Если бы я так работал в районной газете, меня не хватило бы и на месяц.
20 апреля 92 года
Проводил Костю с Ольгой на автобус. Утро было дождливое, безрадостное. Шли молча, торопились. Ольга едва поспевала за нами. На душе было тоскливо и сумрачно. В голову лезли мрачные, с просонья, мысли, от которых делалось не по себе. Автобус уже стоял под парами. Месте им попались неудобные, к проходу.
Днем приходил Мишка. «Работать не могу, все надоело, не живу, а мучаюсь.» Попили чаю, покурили на кухне и Мишка ушел. А я попытался работать, но ничего из этой затеи не вышло, лег и уснул. Проспал, поминутно просыпаясь, до трех часов. Пришла Люда. Опять разговоры, чай За работу сел поздно, в двенадцатом часу.
21 апреля 92 года
10:30 Еду домой. Бросил в ящик пакет с вымученными записками и дурацким названием, но на душе все та же тьма. Поросенок хрюкает у кого-то в конце вагона. Какая-то неприятная бабуля, загородив сумкой на колесиках проход
10:55 Стоим посреди леса. Вагон битком набит ленинградскими дачниками. Пахнет пирогами, колбасой, чем-то несвежим, залежалым. Многие неопрятно, по-стариковски «кушают», роняя на пол крошки и шамкая ртом. Пьют чай из майонезных баночек, ломают булку
Снова взялся перечитывать роман Юрия Трифонова «Время и место». Проза его обладает засасывающим свойством, хотя местами она неровна и откровенно халтурна
11:30 Опять стоим. Опоздаем на автобус в 12:30, как пить дать опоздаем. Лётчик в потрепанной кожаной куртке на «молниях» рассказывает, как лук, который перевозят, меняют на спирт, а спирт на авиационный бензин, как горбуша гниет по берегам рек, каждые четыре года она приходит на нерест и погибает. У летчика хорошее русское лицо, крепкое и круглое. И весь он крепкий, надежный, сбитый, с хорошими зубами и густой, коротко остриженной шевелюрой. Востроносенькая бабулька в очках, одетая по-городскому, разговаривает с ним.
В лесу еще лежит снег, зима еще не изжила себя, прячется по углам и оврагам.
22 апреля 92 года
Опеченский Посад Опять я заболел. Что за наваждение – как ни приеду домой, так треплет меня дикая головная боль, от которой нет никакого спасения. Глотаю таблетки пью по маминому совету святую воду, ем моченую бруснику и калину пареную – ничего не помогает. На голове будто свинцовая нашлепка, давящая на мозг.
23 апреля 92 года
Так и болею. Голова, точно колокол, в глазах мошки, на душе – тоска. Сходили с Наташей на почту, получили две библии, пришедшие по моему письму из Минска по заказу американской религиозной передачи «Семейное радио». Они точно такие же, как и у меня, только на обложке крест, тисненый золотом и надпись «Библия». Одну отдал Наташе, другую – маме.
Сходили с Наташей не кладбище. Нахальные кладбищенские вороны, завидев нас, слетелись поближе в ожидании угощения. Не успели мы отойти от папиной могилы, самая большая и самая нахальная ворона, перепрыгнув с ограды на ограду, уселась на стоики и ухватив тяжелым клювом кусок хлеба, отлетела в сторону. Ждущие, жутковато-черные, немигающие глаза ворон.
24 апреля 92 года
652 поезд. Стоим где-то за Боровенкой. Снег идет. Зима воротилась. Надолго ли? В вагоне душно. Солдатики с армейскими эмблемами едут. Все какие-то немытые, кривоногие, плосколицие. То ли киргизы, то ли узбеки. Славян мало
В половине первого был уже дома. Перемыл посуду, определил в холодильник мясо, сходил за водой и лёг – было тяжело
25 апреля 92 года
22:30 Страстная суббота
Хвори мои, слава Богу, позади. Утром проснулся почти здоровым. А вчера еще маялся головной болью, истязавшей меня за эти четыре дня до потери интереса к жизни.
Вечером вчера приехал Костенька на последнем (в 17:30) автобусе и с порога заявил нам, что всю неделю не ел скоромного и до Пасхи в рот ничего не возьмет. Пришлось и нам соблюдать пост и давится овсяным киселем.
Ходили с Людой в город (Костя оставался дома с компьютером), купили на вокзале «Землю новгородскую» с моим очерком «Тень чужого имени». Перечитал, испытав легкое разочарование.
26 апреля 92 года
23:30 Светлое Воскресенье Христово встретили при свечах в большой комнате. Все картинки и иконки составили в киотик, сели за стол, в двенадцать ровно подняли бокалы с соком, похристосовались… По телевизору шла прямая передача богослужения из Богоявленского собора. Пышная, многосложная процедура с пением и речитативов, лики, иконы, люди…
Звонил Володя Михайлов. Вчера он прилетел из Вены, где принимали их делегацию в австрийском парламенте. «Там у них цветет сирень, тепло. Тихий, спокойный город. Сытые, довольные люди. Встретил земляка. Первый секретарь российского посольства оказался парнем из Старой Руссы. Вечером пригласили в гости. Посидели.»
Рассказы мои Володя передал Лене Скворцовой Она работает в каком-то «Литературном журнале» (так он и называется). Что-то не верится в то, что их напечатают
{…}
27 апреля 92 года
Ни стучало, ни гремело – приехал Славик Тараскин. Позвонил с Окуловки, сказал, что едет и около семи прибыл с неизменной своей сумкой
Просидели со Славиком до четырех утра. Рассказывал ему о Михайловском, о троице в Печорском монастыре, об …
28 апреля 92 года
На душе печаль и тоска. Неприятности из-за редакционного барахла, деньги за которое не хотят принимать от «Земли Новгородской», уперлись, грозят скандалом… Стовба говорит, что всякую попытку договориться отвергают с издевкой и советует ничего не делать, а ждать пока не пришлют счет. Но мне-то каково? Никогда я не был в роли мелкого жулика, с которым можно не церемониться.
Чувствую себя нездоровым. Глаза слезятся, в горле дерет, в голове всякий сырой туман. Утром проводил Славика на ивановский поезд. Погода была славная, тихая. По перрону медленно прогуливалась Татьяна Валентиновна К., кивнувшая мне. Райкомовской спеси в ней поубавилось, совсем недавно она меня в упор не видела
29 апреля 92 года
День по-летнему теплый. С непривычки жарко. Ветер носит по городу пыль.
Проснулся больным и разбитым. Снилось что-то неприятно громоздкое, многослойное, но что именно-забыл. Какие-то картинки неясные, точно облака ночью. Еле расходился. За работу так и не принялся. Ходил за билетом для Кости, занял у Елены Зиминовой 200 рублей, в книжном магазине оставил 35 рублей – там привоз, но все настолько дорого, что меня хватило только на самую дешевку
Вечером позвонил Саша Кочевник и в два счета нарушил мои планы – завтра в 7:40 еду с ним в Боровичи на завод силикатного кирпича
30 апреля 92 года
7:15 Электричка на Окуловку. Еду уставшим, разбитым и больным. Тяжесть в затылке, в глазах точно песку насыпано. Лег вчера в четвертом часу утра, почти в четыре. Заснул не сразу и наверняка проспал бы, если бы не Люда.
Утром мглисто-холодное, с ветерком.
23:10 Опеченский Посад
{Записи скорее всего по рассказам матери Марии Кузьминичны}