Дневник. Тетрадь 42. Февраль 1992

1 февраля 92 года

Заболел, так мне тошно, сил нет.  Голова скована обручем дикой боли, от которой нет спасения.  Таблетки, настойки и отварки не помогают.  Не помогают и молитвы мамины и мои мольбы прекратить страдания.  Дважды вызывали «скорую» …

2 февраля 92 года

С утра было тяжело.  Ночь прошла беспокойно: то на кровати лежал, то на диване в своей комнате, то снова на кровати.. И сна не было, и покоя тоже.  Голова болела, будто кололи ее иголками каменными.

Но боль все же мало-помалу отпустила меня, дав глоток свободы.  Я побрился, привел себя в порядок все еще шатаясь от слабости.  Поел рыбника.  Мама в ожидании гостей (Федор Егорович с Машей обещались приехать) напекла пирогов, а мне вчера было не до них.  Гости, к счастью, не приехали.

В общем, день я прожил человеком, хотя чувствовал себя еще не вполне здоровым.  А вечером даже проводил Наташу на Сто Первый, наслаждаясь запахом слегка подтаявшего снега, хвои, накатанной дороги и человеческого жилья.  Тишина стояла в лесу нетронутая, точно дикий зверь, крадущийся в темноте.

3 февраля 92 года

2:30 Спать хочу, но надо еще собраться, приготовиться к отъезду.  Как поеду – еще не знаю, занял у Наташи 50 рублей на случай дорожной дороговизны

18:45 Окуловка Билеты на электричку пока не подорожали.  Те же шесть сорок.  Дороговизна урезала пассажирский поток.  Ездят заметно меньше.  Перелучский автобус шел полупустой, билеты на Окуловку свободно и электричка, против обыкновенного, малолюдна.

Маме сегодня день рождения – 69 лет.  Поздравил ее впопыхах и побежал на остановку.  Наташа меня провожала.  Везу мясо, лук (на картошку места не хватило) пироги, конфеты – подушечки

4 февраля 92 года

23:55 Новгород Получил деньги, даже не знаю сколько, расписывался в разных ведомостях, где сто рублей, где 80, где девяносто, где 73, где 300, где 1225…  Воспроизвожу все это по памяти, весьма приблизительно.  Отдал долг Вите Селиверстову – 1000 рублей, сотню надо отдать Вале (не забыть бы), пятьдесят Наташе, маме – сотню, Галине Константиновне… Словом, от получки останется один пшик.

В редакции отнеслись ко мне на редкость хорошо.  Сперва Алик сообщил, что на летучке хвалили мою «Твердь земную», потом ее на все лады расхваливала Ольга Колотнеча «Мне так нравится ваш стиль… Так хорошо, неторопливо, это так редко в наше сумасшедшее время…» Володя Дмитриев предложил написать о деревенском человеке, у которого все есть и он ни в чем не знает нужды.  Мальков предлагал заняться записками из провинции после того, как будут закончены Опеченские письма  Никто слова поперек не сказал.  И мне стало неловко заводить разговор о переводе в «Землю Новгородскую», я решил потянуть время, доделать хотя бы письма, а уж потом…

«Ведомости» с той недели переходят на трехразовый выпуск, – нет бумаги.  С квартирами никакой ясности.  Впереди туман.

5 февраля 92 года

1:05 Грустные новости.  Люба написала, что Володя Нилов покончил жизнь самоубийством.  Хоронили его осенью.  Бедный Вовка, я помню его маленьким, смешным, неловким.  Таким он и останется в памяти, а взрослые суровые фотокарточки кажутся нереальными, чужими, не имеющими ничего общего с образом длинноватого (неразб.), застенчивого ребенка.

Погиб Николай Талызин – бывший собкор «Новгородской правды».  Месяца три-четыре проработал он у нас, пока не уволил его Василий Яковлевич Иванов.  В последний раз мы увиделись с ним в мае у пивбара в Мошенском.  Мы раскидывали навоз на огороде и я увидел за забором его кудлатую голову.

{Записи о генерале Власове}

Приехал около одиннадцати, зашел в редакцию, в книжный магазин, оставив там двадцать пять рублей – сумму по нынешним времена весьма скромную.  Остаток дня ушел на пустяки.

6 февраля 92 года

По китайскому календарю сегодня ночью началась весна.  Погода стоит мягкая, градусник застыл на нуле, из форточки рвется в душную комнату дивный запах свежего снега: он валил всю ночь, и сейчас, скрадывая пространство и время, продолжает лениво и величественно не падать – спускаться с небес на грешную землю.  И всякий раз удивляюсь ему, будто в первый раз в жизни вижу как кружится в оконной раме бесконечная снежная карусель.

{Выписки}

Мне снилась сегодня Франция, монастырь Святой Женевьевы – желтое здание с обшарпанными стенами и узкими готическими окошками.  Синее небо, желтая листва на зеленой траве – хорошо помню цветовые подробности сна, происходившего в каком-то незнакомом доме, полупустом и грустном.  Вовка Куразов, попавший во Францию со второй женой какой-то непривычно тихий, напуганный, робкий.  Разговоры с жалобами на французов и заграничную жизнь.  …

7 февраля 92 года

14:25 Всякая эпоха оставляет после себя вольные или невольные символы.  Петровские деяния отлились в монументальные формы Петербургских прешпектов, владычество Екатерины связано с расцветом дворянского усадебного быта, давшего толчок к расцвету русской литературы…

Всякому времени свойственны свои символы.  Церкви и монастыри, Куликово поле, Санкт-Петербург, военное поселение, каналы и дороги…

Вечером, не ждали, не гадали, приехал Костя

В воскресенье ему надо уезжать

8 февраля 92 года

{Выписки}

К ночи седьмая глава моя сдвинулась с места, но в совершенно неожиданном направлении.  Куда выведет меня на сей раз кривая?

9 февраля 92 года

23:50 На улице темно, чуть подмораживает и снег лежит подернутый блестящей ноздреватой пленкой, похожей не выбеленную свиную шкуру.

10 февраля 92 года

17:55 Жизнь стремительно дорожает и за этой дороговизной не угнаться, но ведь и раньше всегда были вещи бесконечно дорогие и в то же время не стоящие нам ни гроша: это шелест дождя по листьям, запах снега, завывание ветра в трубе, восходы и закаты, золотые россыпи звезд в бездонно-черной тьме ночного неба, утренние туманы в конце лета, когда лес, рассеянно роняет «багряный свой убор»…

155 лет назад в такой же вот день – по старому стилю это было 28 января – отмучился, натерпевшись за три (кажется) дня после дуэли, Пушкин

Дочитал, начатые давным давно «Ночные дороги» Гайто Газданова.  Великолепная, с редкими погрешностями, русская речь, обыкновенный сюжет.  Кто он такой – Георгий Иванович Газданов?  Родился в 1903 году, начал печататься двадцатилетним, написал 9 романов и почти 30 повестей и рассказов.  Четверть века работал шофером ночного такси, потом с 53 по 71 на радиостанции «Свобода».  Умер в тот год, когда я демобилизовался, ничего не зная ни о Гайто Газданове, ни о его книгах, ничего не зная о Русском Зарубежье.  Слышал что-то о Бунине, что-то о Куприне… И все.

…Похоже, что последним хозяином этого дома был купец, построивший его для себя и своих (потомков) наследников, а все остальные в лучшем случае квартиранты, равнодушные к сохранности чужой собственности.

11 февраля 92 года

13:15 Проснулся около двенадцати с ощущением, что все успею: четыре страницы написаны, осталось совсем немного, но перечила я свой бред ночной и понял, что таком виде не пойдет, надо переделывать.

Пришел Миша, нагнал такую смертельную тоску, что работа моя остановилась
Рассуждал он как выбивал зарплаты. …

12 февраля 92 года

Все заново переделал, оставил только начало, да и то подчистил.  Теперь лучше, но концовки пока нет. У стал я до чертиков.

Читаю и перечитываю Чехова  У него все так легко, прозрачно, никакой натуги: жизнь во всей ее сложности и без всякой назидательности.

В книжном привоз.  Купил репринтное издание об Александре I и старце Федоре Кузьмиче, «Московские купцы» и книгу одного из царских министерских чиновников некоего Курлова.  Извел четырнадцать рублей

Валя: Шли с подружкой из кино, смотрели на ночное звездное небо, рассуждали о других мирах, о вечности, мечтали.  Пришла домой, а там родители клеят потолок и ругаются

13 февраля 92 года

3 часа ночи.  Концовку так и не дописал.  Как медленно я работаю!

День сегодня серенький и тихий.  Ночь припорошила землю снегом.

Закончил 7 главу в пятом часу вечера.  400 строчек я делал почти две недели.  Куда это годится?  Отправил пакет заказным письмом по почте.  Зашел в редакцию, слегка сцепился с Мишкой.  Попросил у него свою же неисправную «Москву», он сперва заартачился, сказал, что в редакции мало машинок, что ему самому нужно.  Я не сдержался съязвил: «Смотри не продешеви.  Продай с аукциона»

14 февраля 92 года

Мошенское.  На одиннадцатичасовой автобус опоздали, уехали в час десять.  На автостанции нас встретил Костя.  Сходили с ним вечером в баню.  Заплатили за двоих восемь рублей, посидели в нешибко жаркой парилке, похлестались чужим веником

Приснилось мне что летал я с помощью какого-то приспособления, похожего на дельтаплан только гораздо меньше.  Летел, испытывая восторг и чувство освобожденности от земных забот.  Помню только как разбегался я по высокой железнодорожной насыпи.

15 февраля 92 года

Опеченский Посад 19:20 Сырая, болезненная погода.  Дождь со снегом

{Записи о Н.Хомском, Израиле, внешней политике США}

В баню сходил к Фоминым.  Помылся в одиночестве.  Пару почти совсем уже не было, но я все же похлестался веником

16 февраля 92 года

Сходили с Наташей на кладбище.  Выпавший ночью снег облепил кресты и памятники, разукрасил кладбищенский пейзаж до праздничной неузнаваемости.  Тихо было там и покойно.  Обошли могилы, постояли у папы, у тети Веры, посыпали пшена на снег… Как много у нас там знакомых, как грустно ходить от могилы к могиле, читать полуистершиеся надписи на граните и мраморе, вглядываться в размытые временем фотокарточки на эмали и думать, что рано или поздно и нам здесь лежать

17 февраля 92 года

Сегодня так и не уехал.  Никаких попуток не подвернулось.  Звонил в «Прогресс», в «Сельхозтехнику», на льнозавод и все без толку.  Просидел дома без всякой пользы.  Сходил только в книжный магазин да поговорил с Глинкой по телефону.  И сижу, будто так и надо, и ничего не хочу делать, тяготясь в то же время вынужденного безделья.  В таких весьма растрепанных чувствах покуда и пребываю.

Частокол сосулек под крышей сарая.

Река дремлет подо льдом, ожидая весны, когда мутные талые воды взломают лед и

18 февраля 92 года

Малая Вишера.  Доехал без приключений.  Тетю Катю Забарину встретил, когда в автобус садился у парома.  Я бы её, пожалуй, и не узнал в плохонько одетой старушке с котомками через плечо.  «Здравствуй, Володенька» – окликнула она меня «Как живешь?»  «Ничего.  Как все, тетя Катя»  «А детей у тебя сколько?»  «Один, тетя Катя, зато большой, выше меня.»  «Передавай Людочке привет, мы с нею работали»  Она вышла в Пороге вместе с другими женщинами, одетыми так же плохонько, без затей и так же навьюченными кошелками с хлебом и булками.

Грустно мне стало, ведь в памяти моей тетя Катя – крепкая и ладная, очень миловидная женщина в белом халате, чрезвычайно ей шедшем.  И веяло от нее здоровьем, покоем и тем особым женским уютом, которые дается от природы, как дар.  Я с детства знал, что обязан ей жизнью, она принимала меня в Пиросе на дому, мама двое суток мучилась со мной и едва не умерла.

Борис Семенович Евстигнеев.  «Я люблю черемуховую пору.  Когда цветет черемуха, сажусь на велосипед и еду за Порог.  Там такая красота.  Сажусь на камень и любуюсь…»

 

19 февраля 92 года

3:30 Собираюсь в Новгород.  Устал, ложусь спать.

Новгород.  Тяжелый и неприятный разговор с Володей Дмитриевым.  Я не ожидал, что он так болезненно воспримет мой уход.  Он заметно занервничал, покрылся ятнами и заговорил о том, что я еще пожалею, что никто газету финансировать не станет, что она закроется и я останусь без работы…  Я сказал, что все это осознаю и тем не менее собираюсь уходить…  Он всё отвлекался на какие-то разговоры, то сам звонил, то ему звонили, и я сидел в напряженном и отупелом ожидании, тяготясь тем, что разговор неприятный принимает еще более неприятный оборот.  В конце-концов покурил и немного отмяк, сказав, что по крайней мере до конца месяца я должен буду отработать.

Маликов (я говорил с ним раньше) меня не держал и легко согласился с моими доводами, предупредил только: «смотри, старина, не пожалей потом…»

Пишу эти «мемуарные» строки в руслановом кабинете.  Выпили с ним по две рюмки водки (отпустил я себе отступление от сухого закона), я с непривычки охмелел и заговорил преувеличенно горячо и чересчур цветисто о чем уже, кажется, когда-то говорил, нагнав тоску и на Руслана, и на Любу.  Запоздало спохватился, ругаю за глупую несдержанность, да что толку, и в другой раз повторится то же самое.

20 февраля 92 года

2:00 Получил 500 рублей аванса, восемьдесят – премии, сто целковых командировочных и тут же все извел: купил отдельно изданный том из Брокгауза и Ефрона «Россия» за 80 рублёв, подарил Косте на 16 летие, и куртку себе купил за восемьсот рублей.  Примерил на шутку – подошла.  Девушка, чрезвычайно милая и улыбчивая, этакий славный тоненький и хрупкий подросток, очень по-доброму, если не сказать по-домашнему, отнеслась ко мне, и придирчиво осмотрев меня со всех сторон, сказала, что куртка хорошая и что мне она хорошо, лучше и желать нечего.  А когда я сказал, что денег у меня с собой нет предложила оставить ее до завтра.  Я обежал все этажи универсама и убедился, что все, что там висит, значительно дороже и хуже.  И только после этого забежал к Светлане Селиверстовой (Витьки не было), занял у нее 500 рублей и куртку все же купил, напоследок, по совету все той же милой девушки, примерив её и убедившись, что куплена она не зря.

21 февраля 92 года

23:50 Малая Вишера.  Приехал вчера в неплохом расположении духа, хотя радоваться как будто бы было нечему.  Зашел в редакцию, поболтал с Валей и Ниной, выслушал комплименты по поводу новой куртки и отправился домой.

В четвертом часу приехали Костя с Павликом и Мишей.  И мы весь вечер провели с Людой на кухне, готовя и готовясь к завтрашнему банкету по случаю Костиного шестнадцатилетия.  А ребятишки как прилипли к компьютеру, так он него и не отстали.

22 февраля 92 года

2:55 Ложусь спать.  Устал за день, хотя и уставать-то как будто бы не с чего: суета да сутолока

«Все может родная земля: накормить тебя хлебом, напитать своими плодами… Лишь одного не может земля – защитить себя от врагов и нерадивых хозяев»

Суворов

Дорога в лесу.  Давно не хоженая.  Заросла, обузилась, но все еще дорога… Так и прошлое

Генерал Жилинский и мелиорация пр.века

«Лес свели кухонный очаг и дымная печь»?

«Природа умнее нас хотя бы уж тем, что старше нас»

 

С самого утра на кухне, и всё бегом, на нервах.  И все равно не успели, доделывали впопыхах, когда гости уже толпились за столом.  Пришли братья Михайловы, Саша и Вова, нисколько с прошлого года не выросшие, и ни на грош не изменившиеся.  Оно подарили имениннику диковинный, мраморный что ли, ночник, похожий на настольную лампу.  Ира пришла с роскошным тортом, литературным энциклопедическим словарем и фляжкой с изображением Петра Первого.  Компания получилась пестрая, гости откровенно скучали, невзирая на все наши усилия развеселить их.  И, если бы не Вова, которого по обыкновению все поддразнивали и который смешил всю честную компанию, было бы совсем труба.  Мы уходили с Людой на почту, отправляли телеграмму в Чудово, но здесь, кажется, ничего не изменилось.  Просидели, однако ж, до одиннадцати.

23 февраля 92 года

2:25 Утром провожать в дорогу ребят.  Дай Бог чтобы доехали они благополучно, без приключений

{Записи о Елизавете Петровне, Михайло Ломоносове}

Проводили с Костей ребят на утреннюю электричку.  Снежок косо летел с небес на грешную землю.  Грустно было и боязно за ребят.   Почему-то до сих пор кажется, что пока ты рядом, ничего не случится.  Хотя умом и сознаешь насколько условны эти представления.

24 февраля 92 года

13:00 Грустный и горестный день: два года тому назад умер мой дорогой друг Коля Лавров.  И этот день я прожил, еще не зная о его смерти.  Писать этом невыносимо тяжело, думать – тоже.  Боль и горечь утраты притупились но душе от этого не легче.

Пишу Колиной ручкой, еще хранящей тепло его доброй руки.  Он купил ее незадолго до своей преждевременной смерти и очень берег, держа в небольшом бело-сером чехольчике.  Она и у меня там лежит.  Чернила за два года не выцвели и не высохли, я пишу этой ручкой редко

{Записи из тел.лекции Ю.Лотмана}

День прошел в глухой тоске.  Думал о Коле и такой нелепой его смерти, но ничего не сделал во имя друга своего.  За машинку не садился, писем не написал.  Возился с бумагами, до одури копался в газетах: читал, делал вырезки и в итоге так (зачеркнуто – объелся) газетной продукцией, что просто тошно стало.  И до сих пор тошно

25 февраля 92 года

0:40  Косте 16 лет.

­Полушка 1731 года.  Стертая, позеленевшая от времени монета достоинством в одну полушку.  Найдена мамой на огороде.  Два с лишним века пролежала она в земле.  Что было в 1731 году

Ключевский.  Соловьев

Опеченского Посада еще не было

Кто был в Посаде.  Знаменитости

Вечером:  Позвонили Косте в лицей, поздравили его с днем рождения.  Второй раз он встречает его без нес.  Увы, надо к этому привыкать.

В книжном привоз.  Купил Сергея Клычнова, второй том «Круга чтения»  Толстого и несколько исторических книжек, одна из них о расстреле царской семьи.  Дорого теперь все, да еще с наценкой.

Вечером приехал Володя Михайлов.  Весь он какой-то нездоровый, взъерошенный.  Пьет лекарство, выписанное от вегетососудистой дистонии, кашляет без конца.  И это при его-то богатырском здоровье.  Выпили за Костино благополучие.  Говорили, как всегда, обо всем: о России, о библиотеке хасидов, о Бабурине, о Ельцине и его окружении, весьма сволочном, кстати сказать, о Егоре Гайдаре и Гаврииле Попове, наглость и нахрапистость которых не знает границ… Ушел он уже около двенадцати

26 февраля 92 года

19:40 Оттепель.  Весь день дома.  Утром позвонил Мальков: «Спешу тебя обрадовать.  После 28го ты вольный казак.  Заявление твое будет удовлетворено.» Я поблагодарил его, но на душе заскребли кошки и тошно стало – сил нет.  Так всегда, когда кончается одно и не начинается другое.  Это конечно пройдет, но до чего же тягостно менять привычное течение жизни.

{Записи о П.В.Засодимском}

27 февраля 92 года

23:50 Брожу в потемках восьмой главы, никак не нахожу простого и энергичного начала.  Все вокруг да около.  Главного не ухватить.  О чем хочу написать?  О том, что история не прерывается ни на минуту, она копит и копит день ко дню, минуту к минуте, не пропуская ни мига, ни проблеска, трудолюбиво подбирая все, что мы по небрежности и самонадеянности роняем

{Выписки по В.О. Ключевскому}

28 февраля 92 года

22:50 Путаю в дебрях истории, роюсь в книгах, дело пока продвигается медленно.  Начал с полушки 1731 года, найденной мамой на огороде

Сегодня мой последний день в «Новгородских ведомостях».  Грустно.  Не люблю я бегать с места на место, не люблю унылую и подозрительную процедуру увольнения, никому не нужные слова, говоримые обыкновенно в таких случаях…

29 февраля 92 года

10:15 Касьянов день.  Касьян три года был пьян, и на четвертый год протрезвел

Костя приехал в четвертом часу на электричке.  Весь день прошел на кухне.  Варим, парим, жарим.  Руки пахнут холодцом и мылом.  Неблагодарная и нескончаемая кухонная работа.  С Костей толком не поговорили.  Он сразу уселся за компьютер и провозился с ним весь день до глубокой ночи.

Утром прошлись с Людой по магазинам.  Купил двухтомник Фридриха Ницше.  Долго я на него глядел, жалко было 30 рублей, а когда остался последний экземпляр, решился и купил.

Прекрасный солнечный день.  Настоящая весна света, которая вот-вот перейдет в весну воды.