1 января 92 года
2:15 Телевизор грохочет. «Огонек» – традиционное новогоднее зрелище. Павлик с Костей сходили прогуляться, замерзли и вернулись. Морозит. Окна в белых узорах. Позвонил Руслану, поздравил с Новым годом. Он сказал, что Семенчуку понравилась моя новелла – так в «Земле новгородской» за 28 декабря отрекомендовал мой рассказ «Падал снег»
4:10 Как доедем?
21:15 Малая Вишера. Доехали на удивление хорошо, если не считать того, что за два билета до Окуловки выложили 48 целковых с копейками. Кажется, нас надули, но что теперь об этом? В Окуловке сели на опаздывающий адлеровский поезд и в половине первого уже были на вокзале. Поезд был на редкость задрипанный, люди все больше толстые, старые, некрасивые… Пахло в вагоне чем-то терпким, заношенным, неприятным. В купе, где мы с Людой устроились, к заиндевелому окну была прикреплена кедровая ветка с большой плотной шишкой, но и она не придавала никакой праздничности временному дорожному жилью.
2 января 92 года
13:00 За работу никак не сесть, не ладится. Не нравится мне ни один из замыслов, кажется, что я совершенно разучился писать, выдохся и что ни строчки больше не напишу. С завистью читаю прежде написанное и удивляюсь: как мог я так легко и просто писать, откуда брались слова, которые сегодня с таким трудом складываются в тяжелые, неуклюжие фразы.
Неожиданный новогодний подарок. В книжном магазина меня подписали на «Русскую старину» и на «Библиотеку русского фольклора» в 15 томах («Старина» обещана в 20 томах). Я не ожидал такой щедрости
3 января 92 года
Неожиданная оттепель. Плюс три. Два часа дня. Спал до десяти, в половине одиннадцатого поднялся, кое-как размаялся. Работа вчера вроде бы пошла, но тут же и застряла.
23:50 Пишу очень медленно, до отвращения к слову и к самому процессу письма. Читаю Чехова и поражаюсь его легкости, нет у него страха сказать коряво, не так, он не боится и так и этак ломать фразу. А у меня всюду страхи, спотыкаюсь на каждом шагу, точно ночью иду по лесу, не разбирая дороги
4 января 92 года
5:20 Закончил четвертую часть: «Мастера и подмастерья» Та же скороговорка, много недосказанного, – разве вобьешь все в прокрустово ложе 300 строк? Ложусь спать. В глазах круги. За окном бьет в барабаны нежданная рождественская оттепель. Ночью шел дождь.
Завтра начну «Опеченский Посад в ожидании либерализации цен»
# Декабрь вошел в Опеченский Посад, точно победитель, на белом коне снегопада, сменившегося вскоре небольшим морозцем, а назавтра – мутной, сырой оттепелью, расквасившей дороги и разлившей беспорядочные лужи
5 января 92 года
4:05 Повадился сидеть до утра, а потом долго спать. Не дело это. 42 года исполнилось Люде. Зеленую блузку с серебристым узором собираюсь ей дарить.
16:15 Блузка подошла. Подарок пришелся кстати
Выиграл в журналистскую лотерею часы «Электроника». Что-то мне часто стало везти: в прошлом году – таймер, нынче часы. Выигрыш со значением. Толи время вышло, толи наоборот вечность.
В баню сходил. Цена там прежняя – 30 копеек. Хлеб уже стоит 1,56 буханка, батон – 1,08, десяток яиц – 16 рублей с копейками. Молоко продается по разной цене, где по 7 рублей, где по 10. Говорят, магазины отказываются брать дорого, никто не покупает.
Вчера весь день тепло, таяло, сегодня подморозило слегка и на улице каток. Пацаны бегают с клюшками. Кто на коньках, кто без коньков
6 января 92 года
21:05 Костя приехал на четырехчасовой электричке. Встретил его на вокзале. Чтобы не тащиться с двумя сумками доехали до стекольного завода, перешли через пути и без хлопот прибыли домой.
Володя Михайлов приехал. Сходили с ним в железнодорожную баню. Чернявый, похожий на цыгана, пьяненький «начальник кладбища» – так он себя отрекомендовал, когда нетвердыми шагами подымался на полок.
«Вы меня, ребята, только не бейте. – Бормотал он не то в шутку, не то всерьез. – Я тут с краешку, маленько… Я и париться-то не люблю и в этой бане первый раз, я все в городскую ходил, а мне говорят: сходи, погрейся в железнодорожную. Вот я и пришел. Если вас что надо на кладбище, я всегда пожалуйста. У меня и старое и новое кладбище. На любое устрою. А что? Мало ли… Надо ко всему готовиться. На старом даже дешевле похоронить – 61 рубль, а на новом – 68. Там только место посмотреть 18 рублей стоит. Вот. Но это правда, с машиной. А могилу вырыть 200 рублей – государственная расценка. Это 200 рублей без обману, по-госрасценкам.
Он бормотал и бормотал, спустившись вниз, к двери и рассуждал бы больше да видно с пьяну поослаб, его водило из стороны в сторону и он никак не мог совладать со своей тощей жилистой фигурой, вихлявшейся будто бы даже против его воли. Так, наверное, немытым он и ушел из бани. Волосы – черная кудлатая шапка смоляных кудрей – по крайней мере были сухими, да и туловище серо-чумазое так по-видимому и не видело мочалки.
Банные разговоры.
«Партократы хоть сами жили, но и нам жить давали. Они коньяк пили и икрой закусывали, а я водочку хорошей колбаской, «Полтавской» там, «Краковской» закусывал. И наплевать, что он коньяк пьет, мне и водочка хорошо. Демократы разворовали все, коньяк жрут, а мне шиш без соли» – сделал неприличный жест сердитый и пьяный банщик.
«Наркомовские давали 100 граммов колбасы хорошей, сахарный песок, хлеб…»
7 января 92 года
0:20 Рождество господа нашего Иисуса Христа. Горит свеча на столе перед иконой святого Александра Невского и кажется, что он видит нас и глаза его иконописные теплеют. Прямая трансляция рождественской службы из Богоявленского собора. Никита Михалков, Сергей Шакуров, Юрий Власов, светлые и равнодушные, усталые и возбужденные лица. Лицо Алексия, пробирающие душу слова, пение…
Вспоминали с Людой видение на Пасху. Бледные, изможденные лик в голубоватом сиянии, длинные, до плеч, волосы, он как бы отделился от бревенчатых стен коридора (сошел с креста) «Мне было не страшно, но как-то не по себе, что-то со мной происходило, что-то непередаваемое. Я позвала «Володя!» не столько потому, что подумала на тебя, сколько как бы позвала тебя к себе. А когда ты пришел и я спросила, есть ли двенадцать часов, ты ответил: «Есть. Христос воскрес.» И я сказала со значением (ты не заметил) «Воистину воскрес» и мы поцеловались.»
Звонил Грише. Он сказал, что материалы мои уже печатаются, он видел только газеты за 5 число (скорее всего за 4е) «Твердь земная» – так назвали второе письмо, у меня было слабее – «А чем мы хуже?»
«Впрочем сам суди: я нашел, что города возникают по закону определенного расстояния друг от друга»
Велимир Хлебников
8 января 92 года
10:30 Получил газеты, в номерах за четвертое и пятое января мои письма, опубликованные под общим заголовком «Твердь земная» Что-то не поглянулись они мне, разочаровали нудностью изложения, сложностью стиля. Нет легкости в слове, немало натяжки в тексте. Для заставки использован не самый удачный снимок Сергея Морозова – плохо пропечатанная тумба, снятая почему-то сверху.
Люда пошла на больничный. Расхворалась все же она. Вечером принесли с Костей стеллаж из детской библиотеки и кое-как установили в большой комнате.
9 января 92 года
2:15 И снова оттепель стучит по подоконнику, возвещая о себе запахом сырости и талого снега из открытой форточки. Косте утром уезжать, билет куплен заранее (он теперь стоит 8 рублей), а будут ли завтра занятия – об этом мы, конечно же, точно не знаем. У Кости нет уверенности в том, что это так.
Володя Михайлов приходил и долго, до 12 часов ночи у нас сидел.
15:10 Погода была мерзкая, шел дождь, под ногами хлюпала набрякшая водой снежная каша И на душе было мутно, маетно, нехорошо. Встал я с трудом, еле-еле размаялся и шел спотыкаясь и оскальзываясь. Автобус долго стоял с открытой дверью, народу на остановке было мало, шофер не торопился ехать, дождь все шел, мелкий, почти незаметный. Мы с Костей смотрели друг на друга.
21:55 Взятки можно брать не только деньгами, но и просительными улыбками, унижением, заискивающими интонациями в голосе, еще более подтверждающими могущество того, кого просят.
Неприступные, как сфинксы, кассирши
10 января 92 года
23:45 Новгород. Ночую у Вити Селиверстова в его роскошной, богато обставленной квартире с высокими лепными потолками (лепнина обошлась Вите в два с половиной «куска») Чувствую некоторую неловкость от которой не в силах избавиться в чужих людях. От этой неловкости я то излишне молчалив, то не в меру разговорчив.
Поговорил с Володей Дмитриевым. Разговор все тот же: о зарплате, «вопрос с которой решается», о квартире, которую обещают не то в 93м, не то в 94м году… Все так расплывчато, туманно, неопределенно. Зашел к Стовбе: и там примерно то же. Стовба обещает оклад в две тысячи триста, но деньги сейчас катастрофически дешевеют и скоро эти тысячи будут равняться нулю. Однако надо решаться, прибиваться к какому-то берегу и этим берегом я наверняка все же выберу «Землю Новгородскую» как бы ни шатко было ее положение. Бог поможет, не даст пропасть.
Сегодня холодно, метет, как в феврале, и город похож на рождественскую открытку. Съездили с Витей Селиверстовым к Косте в лицей, поговорили недолго и направились пешком на Дмитриевскую к Людмиле. Породистая собака – длиннолицая Колли, восьмиклассник Стас – милый молодой человек невысокого росточка. Светская беседа на кухне. Я рассказывал байки, про Антоху, про «интернационал», про Вовку Куразова короче, веселил честную компанию, как мог.
11 января 92 года
0:20 Пишу, лежа на животе.
Хранители. Хранить можно слово, зная как и что сказать, хранить можно воспоминания, письма, фотографии, документы, карты, книги, вещи, хранить можно память, материализовавшуюся в камне, в дереве.
Что такое хлам? Хлам это то, что вы всю жизнь храните, в конце-концов выбрасываете и вдруг понимаете что именно это-то вам и нужно
Володя Дмитриев предлагает пожить в деревне (маленькой) недельку и сделать серию материалов оттуда. Покупает меня работой. Я уже сейчас думаю с каким удовольствием бы я туда поехал и как бы об этом написал.
Важня – сенные весы. Это слово, попавшее на глаза в записках Бориса Александровича Шаркова и совершенно мне незнакомое, попалось мне на глаза в Новгороде на табличке, прикрепленной к круглому приземистому строению с дубовыми воротами на задворках бывшего Дворянского собрания
12 января 92 года
16:40 Сон. В Новгороде приснилось мне, что я приехал домой и будто бы меня никто не узнает, я, взрослый, сорокалетний, Сашка с Наташкой совсем маленькие, мама с папой молодые, а бабушка жива и здорова. Было не то утро ранее, не то вечер – сумеречная тихая пора. Я хожу по дому, всех вижу, улыбаюсь, хотя на сердце невыносимо грустно, а меня будто бы и не видят вовсе. Дома все, как было в детстве: те же обои в комнате и в столовой, те же кухонные запахи, те же половики, самовар на столе, посуда, какая уже забылась. Береза моя совсем еще тоненькая, жидкая и вятлины еще не набрали силы, и пахнет в доме немного по-другому, не так, как теперь. И так взволновало меня все это, так расстрогало… И сон будто бы это и не сон. И себя маленького стриженого, с рыжеватым чубчиком, я вижу так явственно, что чувствую даже исходящий от этого близкого и родного мне мальчика непередаваемый детский запах. Вот такой сон, колеблющийся, нечёткий
13 января 92 года
Времени катастрофически не хватает. День будто с горы скатился и растаял облаком – был ли, не был? Утром по морозцу, по белому накатанному снегу бегал сдавать костин билет.
Миша М. украл у меня часа три времени, измаяв меня своей болтливой хитростью. Тяжёлый и неприятный он человек. Радиоприемник «Домбай» обменял на старый, раздолбанный «Зенит» со сменным объективом и переходными кольцами Выглядит фотоаппарат весьма непрезентабельно. Но Костя, кажется, доволен.
14 января 91 года
22:35 Неприятные предчувствия меня не обманули: встретил в ресторане, где я оказался вместе с Витькой Селиверстовым и его компанией, Мишу М. и он завел канитель, что продешевил, что цены на черном рынке сейчас бешеные, что приемник ему не нужен…
«Ты хочешь сказать, что я тебя обманул?»
«Да нет, извини что так получилось, но это не адекватный обмен…»
«Ну знаешь, больше я с тобой никаких дел иметь не буду, – сказал я сердясь, – Можешь приходить и забирать все и принеси все, что я тебе отдал. Все.»
Вечером он пришёл и сперва извинялся, а потом стал наглеть потихоньку, но я слушать его не стал, поднялся, давая понять, что разговор окончен и он ушел, упрятав имущество своё в потрепанный кофр.
И мне ей-богу стало легче. Впредь наука: не связывайся с недостойными людьми, не имей с ними никаких дел.
15 января 92 года
0:55 Сашке сегодня исполняется 38 лет. Надо отправить телеграмму. За слово теперь берут, кажется, 20 копеек.
Занял у Вити Селиверстова 1000 рублей на две недели. Приезжал он с двумя приятелями на старой, заляпанной грязью «Ниве»
От Саши Волкова открытка с Рождеством, подписанная беглым, разносистым почерком.
Звонила Вепрева: «В.П., это книга, это совсем не газетная работа и мне обидно, что ваш материал напечатан в «Ведомостях» Об этом же вчера говорил Руслан. «Прочитал два твоих куска из Опеченского Посада, первого не нашел, и пожалел, что напечатаны они не у нас.» Как ни приятно слышать похвалы, я их не разделяю: устал от этой работы и слишком ясно вижу все ее недостатки, все повторы и логические пустоты
– Молодая зима с гор на санках катается
– Декабрь глаз снегами тешит, да ухо морозом рвет
– Декабрь и замостит и завоздушит, и саням ход дает.
– Стужайло на всю зиму землю студит
Холодно. Мороз под 20 градусов, а ночью, пожалуй, еще покруче.
Человечество в своем развитии все больше и больше развивает опосредованные формы общения: литература, искусство, газеты, радио, TV, они легче поддаются униформизации и, стало быть, с их помощью оказывается влияние на людей. Даже смерть становится формой опосредованного общения с умершим: о нем говорят, его жалеют, о нем думают.
16 января 92 года
23:25 Мороз, трепавший еще вчера за уши, сегодня отпустил, и минус четыре кажутся уже сущим пустяком. За ночь навалило снегу, тропки занесло. Дышалось легко, и пока я бегал в книжный магазин (он оказался закрытым и туда я попал перед самым обедом) мысли мои настроились на элегический лад. Зашел в редакцию и провел там в разговорах часа два с лишком, развлекая Валю рассказами о своих снах. Может действительно стоит написать рассказ под названием «Сон» и все, что приснилось изложить на двух-трех машинописных страницах?
17 января 92 года
5:55 Закончил вчерне еще одну часть с условным названием «Мотень-просинец». Есть там пустоты, недомолвки. Но в целом закончено и слава Богу.
18 января 92 года
День разодрался вклочья, ничего не успел, хотя и занят был сверх всякой меры. Поздно встал, накануне сидел до шести утра, пока не поставил точку в пятом письма, которое назвал «Метель в декабре»
Получил письмо от Виталия Алексеевича Павлова
«Здравствуйте, Владимир Павлович! Читаю Ваши письма из провинции. Вы написали удивительную по духовной красоте и силе вещь. Поздравляю и благодарю Вас за этот сплав ума и сердца. Берегите себя. Такое письмо – дорогое письмо. Оно уносит частицу жизни автора письма.
У меня к Вам просьба. Посетите школу. Поговорите с преподавателями истории и учениками школы.
Как выглядит отечественная история на уроках в нашей современной школе. Этот вопрос не может Вас не волновать.
От того, что сейчас делается в школах на уроках истории, литературы, естествознания зависит наше будущее. Будет мы и дальше разрушать или создавать…»
Приходил Володя Михайлов и рюкзаком, затоваренным картошкой. Попили чайку, поговорили о делах в отечестве, о Мише Прусаке, устроившем свою жену начальником своей же канцелярии с окладом в полторы тысячи рублей, о том, что депутаты составили бумагу с требованием укоротить рук завравшемуся главе администрации…
19 января 92 года
19:45 Крещенье. Погода под стать светлому празднику: солнце выстояло весь день, дымы кудрявыми столбами поднимались в небо, инеем сверкали деревья и заборы, неузнаваемо преобразившиеся по случаю праздника. Сходили в баню с Володей и Антоном. Вместо традиционных 30 копеек брали по 2 рубля со взрослого и по рублю с ребенка-дошкольника. Пару не было совсем. На скамейке уютно похрапывал кочегар, благоухающий свежим перегаром. Говорят, что в шесть утра он спал, чтобы не замерзнуть в парилке. Там было сыро, точно в погребе, пахло дымом, мокрыми камнями и затоптанным полом. Мужики лили на каменку воду, но проку от этого было мало – прибавлялось сырого туману, но тепла почти что нет.
20 января 92 года
03:05 Стоит потянуть за ниточку, как начнет разматываться огромный исторический клубок из лиц, событий, дат, трагедий, встреч, расставаний, пересечений, расхождений, закономерностей и случайностей… И нет этому конца. Как мало, однако же, я знаю, как приблизительны, не точны мои сведения, настолько скудные, что нет смысла о них говорить. И как много я уже потерял, не успев приобрести. Ушли люди, растерялись бумаги, меньше стало свидетелей.
Слушал Антонио Вивальди по (неразб.) радио. Какая волнующая, трепетная сила в этих звуках, возвышающих душу
Вечером
Костя звонил. Говорит, что доехал нормально. Отправили его в овчинном полушубке. Утром было около 20 градусов мороза
21 января 92 года
17:45 Морозы отступили. Минус три.
«15 млн. на полит. пропаганду в России от нем. правительства в 17м году.
граф Мирбах треб. 3 млн. марок в месяц для большевистского правительства в 18 года 40 млн в июле 18 г. выделено на поддержку большевиков. Брестский мир возвратил Гемании все, что она вложила с лихвой. Части переброшены на запад. Шанс выиграть 1 мир.войну получают.
Но рус.рев. на кот. они давали деньги ударила по ним бумерангом. В Германии в 18 году вспыхивает революция и она терпит поражение в первой великой войне»
(Из радиопередачи)
Апломбированный вагон. Ругань на платформе. «Провокаторы!» «Сами провокаторы»
…это все равно, что носить сапоги шпорами наружу.
Звонок. Женщина в шубе: «Здравствуйте. В нашем доме покойник. У бабы Лизы сын умер. Мы собираем деньги.»
Галина Константиновна пришла с синяком под глазом. «Невестка угостила» И заплакала. Вежливая, обходительная Ольга уже не первый раз распускает руки. Такая вот проза жизни
110 лет со дня рождения Павла Флоренского
8 января 1882 года род. Павел Александрович
Мать из древнего армянского рода
{Записи о революции из радиопередачи}
22 января 92 года
21:25 С февраля в 7 раз подорожают электрички. Грабеж самый настоящий. Как жить? Невольно задаю этот риторический вопрос, который всюду звучит сейчас, с разной степенью отчаяния в голосе. Но жить как-то надо, хотя для честного человека сейчас далеко не лучшее время. Единственный путь – довольствоваться малым.
Сегодня вышла, наконец, четвертая часть писем их провинции «Мастера и подмастерья». Кажется на сей раз ни слова не выброшено
Получил письмо от Ольги Лавровой
Из «Земли Новгородской» пришел перевод 37 рублей за рассказ «Падал снег» Бегал за ним на почту
23 января 92 года
2:20 Написал Ольге ответ
Ложусь спать
«Нас Лев Толстой бранит, бранит и жить нам не велит, не велит» – пели московские студенты в татьянин день 1899 года в ответ на грозную статью Л.Н. о праздниках татьяниных с вином и весельем.
! «Выпито все, кроме Москвы-реки и то благодаря тому, что она замерзла»
Писал А.П.Чехов
Праздник мученицы Татьяны. День московского университета 25 января по новому стилю.
Днем. Встал до отвращения поздно. Покрутился перед зеркалом с гантелями (третий день уже ими гремлю), включил телевизор и уткнулся в гнусный, ультра-перестроечный фильм «Такси-блюз». Пьяные рожи, дикие интерьеры, облезлые улицы, ругань, крики, половые сношения, показанные с безобразным натурализмом. И никакого просвета. Музыкант, гений (как он и окружающие считают), спившийся, но святой, страстотерпец и русские хари вокруг него, злые, гнусные, гнусные, подозрительные. Акценты расставлены более, чем ясно. И если у страстотерпца Лени есть взлёты, есть минуты восторга, то у тех, кто его окружает ничего нет. Они по уши в дерьме.
Неприятно впечатление от фильма. Будто объелся кислой капусты.
24 января 92 года
1:05 Бабушка моя сдвинулась с мета, две странички написал, дело за малым – кончить.
Часа в три сморил меня сон, и я спал до половины одиннадцатого. Проснулся и забегал по хозяйству: выжал и повесил бельё, сколько вошло на веревки, помылся в душе, воспользовавшись хорошим напором, побрился, подмел в комнате, гантели подергал… На всю эту суету ушло около трех часов драгоценного времени. Сейчас половина пятого. Пришла Люда с работы, оказывается, мы приглашены в гости к Алексеевым. Мише, о котором я имею весьма смутное понятие, сегодня день рождения
25 января 92 года
23:50 Весь день ушел на суету и ничего, кроме глупого недовольства собой и головной боли я не добился. Началось с того, что в книжном магазине выбросил сорок с лишним рублей: двадцать рублей за Мопассана (подписка в 7 томах) и еще 28 за четыре книжки: мемуары Джакомо Казановы, Чаадаев, «Россия первой половины XIX века глазами иностранцев и исторический роман из эпохи Анны Иоановны.
И почти целый день возился с Евгением Никифоровичем с нашей колонкой. К вечеру кое-как сделали, загорелась, но едва Костя успел вымыться, она заглохла, вода через нее пошла тонкой струйкой, пришлось выключить. Завтра все начинать сначала.
Звонила Александра Ивановна, в «Сельской жизни» за 22 января моя фамилия среди тех, кому причитается поощрительная премия. Вот такие новости.
Татьянин день. Праздник мученица Татьяны.
26 января 92 года
13:40
{Записи по исторической передаче}
Хронофаги Опять Виктор Мингалев приходил и просидел часа два. Та же спесь пополам со злостью. Жилы вспухают на шее: «Я бы их, сволочей, стрелял, стрелял…» Рука у него, есть что, не дрогнет
27 января 92 года
22:00 Продолжаю транжирить время. Утром проводил Костю на автобус, попил чаю и лег досыпать – сонливость одолевала. Проснулся около двенадцати в пренеприятнейшем расположении духа, тут уж не до работы. А пока я себя на нее настраивал позвонил Миша Зиминов: «Можно я к тебе приду?» Пришел смурной, жалкий. Ленка склоняет его исполнять денежную работу. Он упирается. Поскандалили вчера. Миша в качестве протеста выдул бутылку водки отложенной до случая, за что и наказан небрежением.
Посидели скучно, попили чаю. Миша – о своем, я о своём говорили. Мне не интересные его дрязги семейные, ему – мои рассказы об Опеченском Посаде. Так и разошлись, недовольные друг другом и тем слащава неискренним тоном разговора, от которого трудно удержаться, когда один привычно лжет, а другой не желает его в этом обличать
{Выписки из «Циники» А.Мариенгоф}
28 января 92 года
1:30 Сегодня день рождения Василия Осиповича Ключевского, о чем я только что услышал по «Маяку»
И Гене Васину. Ему сегодня 44 года.
22:95 Костя приехал. Погода сегодня мерзкая – оттепель. На улицу не выходил. Долго спал. Снился мне чудный сон: будто нашел я клад. Дело происходило в каком-то старом, полуразрушенном доме с аркадами и узкими бойницами око без стекол. Дом этот, как ни странно, оказался обитаемым. Какие-то странные оборванцы со следами благородной жизни, сохранившимися в одежде. Одни были в лохмотьях фраков, на других я видел цилиндры и грязные манишки с галстуками в виде бабочке. Вся эта пестрая, разноликая толпа вела себя довольно суетливо и шумно. Они бродили по комнатам, рылись в обломках кирпичей, в мусоре, чего-то искали. Много было детей и среди них кажется Костя с Павликом, оба еще маленькие, лет по десяти. Дом (это я сейчас вспомнил) напоминал развалины Селищенских казарм. Те же два этажа, те же красного кирпича стены, только все уже и выше и загадочнее. Небо синее, безоблачное, в небе птицы… Зачем-то я наклонился и ковырнул бугорок бурой, пополам с кирпичной крошкой, земли и увидел густо раскиданные монеты старинной чеканки. Это были совершенно незнакомые деньги со странными символами на позеленевших «орлах» и «решках». Одна монета была очень большая, тяжелая, сияющая золотом, с особенном замысловатым вензелем. Я понимал, что это очень дорогой и редкий клад, находка, способная перевернуть науку. Боясь, что к деньгам тотчас соберутся люди, я взял несколько монет, сказав Косте и Павлику, что завтра придем сюда и выкопаем остальное, пока никто не видел. Я помню тяжесть нескольких мелких позеленевших монет и одной крупной, помню, как вглядывался в них, старясь понять, что это за деньги. И тут проснулся.
29 января 92 года
01:05 Оттепель стучит по карнизу. Собираюсь дописывать главу о бабушке. Застопорилась она у меня намертво. И не хочется браться за нее, но отступать некуда: надо
Написал письмо Павлову Виталию Алексеевичу в деревню Шубино, написал Гусеву Владимиру Андреевичу.
Володя Михайлов звонил. Он все болеет там, чахнет в больнице.
11:00 Сон По какой-то, кажется газетной надобности, я приехал в Холм, обычный по заурядности районный центр.
21:55 Сегодня день рождения Чехова. 132 года Антону Павловичу
30 января 92 года
14:45 День сегодня на удивление ясный с голубыми тенями на снегу. Весной света называл Пришвин такую пору. Точнее не скажешь.
Сделал, наконец-то, материал. После всяких переделок поставил точку в шестой главе
Названия вот только не придумал.
Вечером
…
Пообедали с Костей. Солнце теплыми бликами лежало на столе, синицы перекликались за окном – все было так прекрасно…
Но сходил я в редакцию, купил в книжном англо-русский словарь для Кости и новую книжку Игоря Волгина о Достоевском, зашел к Мишке, домой бежал чуть не бегом
…
31 января 92 года
2:40 Тяжесть на сердце, ломота в затылке, тьма на душе. Надо бы спать, ехать собираюсь в девять утра, да нет еще заголовка, не придумал, ничего в голову не лезет. Все написанное кажется такой чепухой!
8:45 Электричка на Окуловку. 6 рублей 40 копеек сегодня уже стоит один билет, завтра, говорят подорожает еще в 6 раз.
16:50 Опеченский Посад «Не живи как хочется, а живи, как Бог велит».
Из разговора в автобусе «Как жить, господи? Мы то ладно, картошка своя, мяско, а кто с магазина живет, тем-то что? Гроб со свистком?
– Маня, я никак на 81 году жить разучилась? Жила на 70 рублей – хватало, а тут принесли 342 рубля, целую кучу денег, ну, думаю, заживу, а сходила в магазин раз, другой и пенсии нету.