1 июля 91 года
15:05 В приятной истоме вернулся из бани, где выслушал монолог банщика о жизни летчиков истребительной авиации в поселке Мирном, он ездил туда в гости не то к зятю, не то к шурину. Силен русский человек от души приврать, когда дело касается выпивки. В этом, видимо, коренятся какие-то представления о счастливой, изобильной жизни И пока я одевался, банщик, рассказывал мне о том хлещут спирт доблестные истребители, как носят на поясе фляжки из нержавейки и после полетов только и делают, что пьют, как новый год в доме офицеров в туалете стоит бак для воды, а в нем чистый спирт, – бери кружку, наливай и пей. И пьют, хотя завтра снова в полеты. Вот такие мечты невольно или вольно отлившиеся в серьезную байку
{Вклейка Планеты в июле}
19:05 Приехал Костя. Ждали его завтра, он наши ожидания опередил. Вошел высокий, загорелый, в белой рубашке, которая ему очень к лицу.
2 июля 91 года
Весь день с Костей. Он с сегодняшнего дня работает в газете. Саши Захарова не было и он просидел без дела. Сходил поснимал чего-то по городу и все. А я сделал жалкую информашку, от отправил её в редакцию.
Жара. Двадцать с лишним рублей извел в книжном, и на что? На пустое. Да Богачеву зачем-то дал в долг 25 рублей.
Андрюша Савиных приехал. Завтра утром поедет дальше. Он изменился, похорошел и нравом и лицом. Говорили о языке, о книгах.
3 июля 91 года
21:15 Весь день пролетел кубарем, как под гору. Ездили в «Россию». (Не считая нас с Костей и шофера Виталия Васильевича Филиппова) Машина была загружена под завязку: мы с Костей, Миша со своей падчерицей и, конечно же, водитель – разбитой Виталий Васильевич Филиппов. Съездили таким большим колхозом в общем-то зря. В Гарях поговорили с косноязычным, плохо понимающим по-русски, Атакулиевым Бекмуратом Пармановичем, но он ничего путнего нам не сообщил. Да и спрашивал его Миша о каких-то совершенно пустых и никчемных вещах и зачем-то еще записывал за ним.
Илья Алексеевич Шатров – воспитанник Варшавского муз. института. Капель-мейстер на Урале. Манчжурия. 1904 г. Награжден золотым орденом Станислава за храбрость. Поднял в атаку
Подпоручик Шатров. «На сопках Манчжурии»
Умер в 1952 году в чине капитана
Искупались во Мсте у перевоза, бездействующего по причине небывало большой воды
4 июля 91 года
2:00 Устал. Сердце колет. Сделал небольшую, строк на сорок, информацию. Это все, что я вывез из командировки.
Миша в конце-концов изрядно нализался, выпив с Виталием Васильевичем на двоих бутылку какой-то виноградной чачи, купленной по талонам в гарях В.В. хоть бы хны, только язык слегка развязался, а М. понес такую околесицу, что хоть святых выноси. Варил ли он сам в то, что говорил?
Красивые все же там места. Непривычный глазу простор, далеко открытые дали… Мста, мутная, переполненная от дождей, на стремнине закручивается воронками и спиралями, взбурливает качая прибрежные кусты, легкомысленно подобравшиеся к самой воде. Облака плывут точно царские фаэтоны, золотом отливает упряжь белых невесомых лошадей, пропадающих в клубах белесой небесной пыли, вздыбленной копытами…
17:55 Жарко. Солнце немилосердно шпарит в окна. В городе пахнет сеном. Городские сенокосы коротки, как летние ночи. За день за два подсохнет скошенная (между грядками) на меже трава
5 июля 91 года
10:40 Собрались к Мише Зиминову, и у меня вдруг ни с того, ни с сего схватило сердце. (Да так крепко, до колотья в спине, до немоты и страха. Показалось даже, что это все) Да так, что я лег и боялся шевельнуться. Ломило всю левую сторону груди, левая рука приятно отерпла, задервенела. Я испугался, хотя виду не подал. Проглотил две таблетки нитроглицерина, в голове затюкало, заломило виски. Люда принесла капель. Я выпил, но легче стало позже, не сразу.
Во вчерашнем номере «Новгородской правды» «Жаворонок над пепелищем». Перечитал и разочаровался в себе. Манерно, путано, многословно. А мне казалось, что создаю нечто, пока писал. Эта манерность гремит сейчас ото всюду, из всякой газеты. «Ведомости» читать невозможно. «Н.П.» не лучше. Ложусь спать. Устал. Голова тяжелая.
Костя сегодня написал хорошую подклишевку под будущий снимок. Работает он пока с большим увлечением. Пленки проявил сегодня. Говорит, что вроде получились.
Вечером. День вышел путаным, вместившим в себя и разбитость пополам с головной болью, и разговор с Галиной Васильевной Вепревой (она очень высоко отозвалась о «Жаворонке») и вечные переживания… Пишу об этом зачем-то манерно, хотя можно было бы просто сказать, что день пробездельничал, мучаясь слабостью и головной болью, что звонила Вепрева, мы долго разговаривали с ней и я наслушался столько лестного о себе и о последнем своем очерке, что даже стыдно писать об этом. Много она подметила точно, угадала, поняла, но то, я продолжаю лучшие традиции Белова и Распутина, это, пожалуй, уж слишком. Говорила он, что это не журналистика, что это настоящая проза, что все очень глубоко, что ее мой «очерк перепахал всю», что она теперь другой человек, и это такая боль, так страшно, что ей страшной делается за меня… Дальше мне писать просто неловко. Слушать это было, конечно же, приятно, бальзам на душу, но я вновь пробежал глазами текст и ясно вижу все его слабости, пустоты, натяжки.
6 июля 91 года
1:20 Вечером приходили Мишка с Ульяной. Она в этот раз мне очень не понравилась, какая-то крашеная кукла, не в меру бойкая, без тени стеснительности. Она сразу положила на Костю глаз, сразу взялась его охмурять, потащив гулять по городу. Этим гулянием они испортили нам весь вечер, – ушли и пропали. Люда нервничала, я тоже, Мишка суетился и дергался. Я ходил искать детушек в пустой и настороженный парк, покричал их там, вернулся – нет никого. Костя пришел в половине двеннадцатого.
В городе пахнет сеном. Оно сохнет в валках (неразб.), вдоль придорожных канав и тротуаров, шуршит под ногами едва свернешь с асфальта на чахлый городской лужок, прежде никогда и не видевший косы…
Городские покосы коротки, как летние ночи. Отойдет тепло, поднимется густая, сочная отава и выветрится, забудется медовый запах сена, ненадолго превративший небольшой сонный городок в деревню, коей он когда-то и был. Сенокос для города, как возвращение в детство с его кривыми пыльными улочками, с булыжными мостовыми, по который рано по утро шествовали коровы, а хозяева шли сзади, ежась от утренней сырости и позевывая.
Было их в Малой Вишере четыре стада. У каждого своя ухожа, свой пастух, свои подпаски. (Старики вспоминают, что молоко на рынке было дешево, сливки и сметану можно было купить) Молочные ряды на рынке ломились от крынок с молоком, творогом, сливками и сметаной. И стоило все это немыслимо дешево, какие-то копейки, об этом сейчас странно говорить. Но это было, и совсем недавно. До начала шестидесятых рынок благополучно существовал, устраивая и продавцов и покупателей.
Но после громких слов о построении светлого будущего, до которого, как обещали, рукой подать, он увял.
Но прогремели звоном фанфары, прозвучали слова о построении светлого будущего, и он зачах. Коров в городе заметно поубавилось, молоко поначалу получали в магазине, терпеливо выстаивая длинные очереди и беря что дают
2:00 Ложусь спать. Голова отказывается думать
21:00 Жарко. Сходил с Людой в поликлинику, а все остальное время сидел за машинкой. Ничего, впрочем, не высидел. Выдавил из себя строк 60 по городские покосы, про то как было раньше и стало теперь. Вроде что-то получалось, а прочитал – сущая чепуха.
7 июля 91 года
10:50 Иванов день. Жарко. Глаз радует только прохладный сумрак осиновой рощи под окном. Грохочет железная дорога.
Весь день провозился с начатым вчера материалом. Двести строчек, названных «Запах сена» писал чуть ли не двое суток. Это ли не расточительство? Что вышло, не знаю. Устал, времени уже третий час ночи, наступил уже следующий день à
8 июля 91 года.
2:20 Просидел, как арестант, в четырех стенах, мучаясь от духоты, творческого бессилия и злости, навалившейся на меня в качестве божьей кары. Сердился, нервничал, с трудом сдерживая себя.
Мама с Наташей звонили. Сашка с Мариной собираются в гости. Билеты у них на руках. Во вторник должны быть в Ленинграде.
Вчера ходили к Зиминовым, встречать Ивановскую ночь. М. к нашему приходу уже хватил виноградной чачи, и был на взводе, ничего не понимая и неся такую чушь, что я было сразу собрался уходить. Да и стоило, потому что дальше из моего друга полезло нечто невообразимое. Кое-как стерпел, чтобы не взорваться. Ушли из гостей с превеликим облегчением.
9 июля 91 года
3:10 Светает. Дописал письмо Сашке Волкову, начатое месяц тому назад, ответил Вит.Алексеевичу Павлову, поблагодарив его за добрые слова. Перепечатал, кое-как подправив и изменив «Жаворонок над пепелищем» для Володи. Валя Базанова обещала завтра отвезти. Она едет в Москву на съезд. Володя пробил ей аккредитацию. Сегодня он, кстати, звонил.
Попытался день голодать, но разболелась голова, пришлось поесть немного. Слева, внизу живота так и болит. Скорее всего эта боль связана с мошонкой. Что-то там неприятно завелось. К боли этой привык, притерпелся, но ведь что-то там происходит, раз ноет, тянет, болит.
{Вклейка Прогноз на июль}
В субботнем номере наконец-то прошел мой «Ветер» с двумя неприятными ошибками и без союза «И» в том месте, где он был необходим. Полгода пролежал «Ветер» в редакционных недрах.
20:15 Опеченский Посад
Встретились с Сашей и Мариной. Оба они поджарые, загорелые, изящные, будто вытесанные из дерева. «Володя» Саша сказал про меня, что я как асфальтоукладчица загорела» – смеется Марина.
Надя у нас гостит и, как всегда, некстати. Сашка с Мариной уезжают в четверг, это значит ни поговорить, ни посплетничать. Рядом человек, не понимающий и не принимающий нашу жизнь.
«Великое противостояние» Они и мы. Надменные шофера, недоступные, как царицы египетские, кассирши, капризные и грубые диспетчера и неорганизованная, шумная, как прибой пассажирская масса. Если бы энергию ожидания, нервотрепки, беспокойства высвободить и, суммировав, пустить на благое дело, можно было бы горы свернуть. Но мы тратим свои душевные и физические силы впустую, на перебранку в очереди, на тоскливое и покорное ожидание милости.
Вечно мы, как милостяшки (неразб.), с протянутой рукой, вечно ждем подаяния. И никто не считает нужным хотя бы извиниться
Надя поразительно надоедлива, ее резкий отрывистый фальцет слышен повсюду, нет от нее нигде спасения. Деланная радость, деланная, манерная речь…
В автобусе встретил Толю Новикова. Тяжелое мясистое лицо, глаза навыкате. Он сейчас очень похож на Михаила Владимировича, своего отца. Такая же тяжелая неподвижность во возгляде.
Музыка гремит на всю катушку. Где Саша, там непременно музыка, веселье
10 июля 1991 года
4:05 Проводил Наташу с Васей и зевающим Мишей. На футбольном поваленные деревья. На прошлой неделе, Наташа сказала, был буран. Начался он среди бела дня. Три или четыре здоровых сосны переломило в поясе и они лежат вершинами на дороге, образуя зловещие арки. По всему лесу раскиданы сосновые ветки. Одна даже зацепилась за провода, так и висит. Провода, кстати сказать, наверное тоже пострадали. Они обвисли и м.б. даже оборвались.
Когда приезжает Саша, у нас дома, как табор цыганский. Смех, веселье, музыка, танцы… Все это получается у него легко, заразительно, просто. Грациозен мой брат как чуть постаревший королевский паж. Мама говорит, что таким был дед Кузьма. Он был красивым, легким, необременительным человеком, незаменимым в компании. «Кузя, играть некому.» И он берет гармошку и отправляется на посиделку Бабушка с оравой ребятишек дома. «Чего в нем красивого находят, не знаю» – говорила она. «Посмотрю, так ничего особенного» А его любили то ли за лёгкий, беспечальный нрав, то ли за удалую, разухабистую беспечность, которая, впрочем, не помешала ему к 27 года(м) (возраст Лермонтова) оставить после себя и дом со скрабом и обстановкой, и дворы со скотиной, и амбары с сеном и зерном. Много успел дед к своим недолгим годам. Стулья, сработанные им из ольхи, еще сейчас живы и стоят у нас на сарая. А еще шкафы, полки, сундуки…
Тихо. Роса на траве, на дороге
{Вклейка из записной книжки}
10 июля 91 года. Опеченский Посад.
Приснился странный, невероятно правдоподобный сон, будто бы каким-то образом я оказался в гостях у Горбачевых. Милые люди, очень простые в общении. Р.М. не ладит со свекровью, не разговаривает с ней Она жаловалась на нее, но как-то мягко, без злобы. И вообще она понравилась мне своей неожиданной мягкостью, домашностью. Угощала чаем и говорили мы просто
11 июля 91 года
0:30 Устал. Весь день до самого вечера крыли крышу над кирпичной пристройкой коридора. Положили в общей сложности сорок листов шифера. Сашка с Василием крутились на крыше, а я с Мишей внизу, на побегушках: подай, принеси, подержи, приколоти. Сгорел, прижарился с правого бока, откуда больше светило солнце.
Вечером ходили к Наташе, у бревен рядом с забором встретили ёжика.
С мамой ни вчера, ни сегодня толком так и не поговорили. Все сутолока, суета. Она из-за Саши расстраивается, пьет братец и крепко. И за столом не гнушается и так, в этом «удовольствии» себе не отказывает.
12 июля 91 года
0:50 Малая Вишера. Сашу с Мариной проводили на ленинградскую электричку. Поговорили, посмеялись напоследок и они уехали, оставив о себе приятное, чуть грустное впечатление. Люда сказала, что они стали как Дашок и Василек и на них теперь приятно посмотреть. Взаимная предупредительность, взаимное обережение… «Я так рада, что мы купили шубу Саше.» «Наташа, где ты такой костюмчик покупала? Надо бы тебе, Марина, такой.
За столом посидели хорошо, по-семейному. Они были довольны приемом, а мы тем, что они довольны. Выпили по рюмочке «Вермута» из большой бутылки с красивой этикеткой. Сходили прогуляться и зашли по пути к Зиминовым, но Мишки не дождались – он пошел гулять с Чипом и встретил нас на железнодорожном мосту. Нарезали ракитовых веток, которые Саша собрался увезти с собой в Свердловск и там посадить.
Доехали вчера на редкость удачно. Из Посада добрались на совхозном автобусе, в половине четвертого с Новгородским автобусом выехали из Боровичей, успев буквально на ходу вскочить на Боровичский поезд, который уже трогался, но машинист, завидев нас, спросил: «Вам нам этот?» и притормозил на минуту. Мы влетели в первый вагон и поехали. В шесть часов были в Вишере, где я, едва сойдя с поезда, упал, запнувшись за камень
Цыганская семья в Боровичах. Необычная для цыган деликатность, мягкость, он – заросший до ушей трехдневной щетиной, в сапогах, в пиджаке и кепке, попросил у Саши закурить так вежливо и деликатно, что угостить его было даже приятно. Она – молодая, сухая, высокая с грустной улыбкой стояла вслед за мной в очереди, вперед не полезла, хотя и могла бы, потому что, как я понял, пришла раньше. Двое черненьких смирных цыганят – детей, сопровождали эту милую, робкую пару. Они купили оцинкованные баки и везли их в автобусе, держа на коленях. «Ты какой-то бестолковый цыган» – сказал ему шофёр даже не верится, я таких не видел.
13 июля 91 года
День проболтался без дела. Много и попусту нервничал
Если вы хотите узнать последние новости, порассуждать о политике, со знанием дела поговорить о рыбалке, выяснить рейтинг людей, чьи имена у всех на слуху, – идите в баню.
Если вы ходите узнать последние новости, порассуждать о политике, со знанием дела потолковать о рыбалке и охоте, выяснить кто популярнее Горбачев или Ельцин, – идите в баню. Здесь говорят обо всем прямо и без обиняков, чему способствует аскетически непритязательная обстановка городских бань. Распаренному, разморенному жарой человеку незачем лукавить, поддерживая сам собой возникший разговор. (Здесь нет начальников и подчиненных, нет коммунистов и демократов) Банная демократия не терпит крайностей, позволяя каждому высказаться в меру своих знаний и убеждений. И в той или иной степени она дает представление о то
Баня всегда была для русского человека больше, чем баня: это и английский клуб со своим уставом, и место избавления от хвори и парламент
14 июля 91 года
М.З. завел моду по выходным дням портить мне настроение. Вот и сегодня позвонил и завел канитель насчет костиного отъезда в Новгород. «Пусть он встанет пораньше и к половине седьмого подойдет к кассе, может сумеет купить билеты…» Сам не побеспокоился, сам просидел и теперь отдаёт распоряжения. Я не сдержался, чего-то ему наговорил, настроение насмарку, весь день высидел взаперти и в итого ничего не сделал. Разобрал на столе и в столе, выбросил кучу бумаг – вот и всё. Да почитал урывками Казанову, которого Нина уступила мне на несколько дней
15 июля 91 года
Поздно вечером. Костя ночует у Гриши. Клише получились не очень. Сделали ему их только к вечеру. Пришлось заночевать.
Звонил Руслану, пообещал ему, что поговорю с Володей насчет бумаги для «Русской провинции». Володя, кстати, сам сегодня звонил. Про «Жаворонка» сказал, что материал слабоват, что он распадается на три самостоятельных куска, каждый их которых представляет собой начало большого материала. Словом, во всем недоговоренность, пунктир… Я согласился с ним и сказал, что таково свойство моей натуры вечно недоговаривать, останавливаясь на бегу, не полуслове.
«Жаворонка» моего он отдал в какой-то странный, непонятный журнал «Лидер», который редактирует, кажется, правнучка Толстого. Этот «Лидер» был раньше одним из изданий общества «Знание»
Сходил в баню, о чем написал на пустующих страницах от 13 июля. Хотел сходу сложить этакую банную безделицу, но что-то помешало и я ее так и не закончил.
Купил в железнодорожном магазине коричневый джемпер ща 78 рублей. Покупка по нынешним временам редкая и сравнительно дешевая.
Коля Модестов сказал, что нам крепко прибавили зарплату. Кажется рядовой корреспондент будет получать теперь 460 рублей.
16 июля 91 года
1:30 Так и не написал я о бабушке Матрене, видевшей живого Есенина. Она одна из немногих, кто помнит его молодым и веселым, каким он был в последние дни двадцать пятого года. Оттуда протянулась ниточка и дрожит, вот-вот оборвется.
Сейчас бабушка страдает головными болями и чтобы разговаривать с нею, надо говорить громко. Рассказ о Есенине похож у нее на легенду ею же самой и придуманной
Я смотрю на ее большие узловатые руки и пытаюсь представить какой она была смолоду
Написал 200 строчек про Матрену Андреевну Серебрякову. Ладно-не ладно, но написал. Закончил труды уже к ночи. Хотел бежать на вокзал, но вовремя от этой затеи воздержался.
Костя заставил поволноваться. Должен был приехать к половине одиннадцатого, а вместо этого прибыл в третьем часу да еще в компании с Сережей Алексашенковым. Он-то его и сбил с панталыку, встретившись в половине девятого на вокзале. Шофер заупрямился и без билета не взял, пришлось им ехать до Чудова, а оттуда поездом до Вишеры. А я уж тут начал метать икру: позвонил Грише, в милицию новгородскую… Сбаламутил людей. Воображение рисовало картины одну страшнее другой, отчаяние хватало за горло. Но, слава богу, он позвонил и с души камень свалился.
Вечером бушевала гроза, дождь хлестал, как из ведра. Опять все залило.
17 июля 91 года
2:10 Володя звонил, сказал, что внучатой племяннице Льва Толстого «Жаворонок» мой очень понравился (так и сказал), что печатать они его будут. Только когда? И что за журнал такой «Лидер»?
Конфуций начав с пастуха кончил правителем Китая и ушел опять в пастухи
Виктор Тростников
19:30 Костя с Сергеем ездили на Мсту, искупались, дурака валяли и что-то так фотографировали. Приехали поздно, в седьмом часу усталые и голодные
В завтрашнем номер Костин дебют: две фотографии из совхоза «Россия»
Ученик Ломоносова (?) назвал тире «молчанкой» и считал его знаком паузы. Он его впервые и ввел в обиход, а уж потом Карамзин и т.д.
18 июля 91 года
С обеда полил дождь, и с небольшими перерывами хлестал до самого вечера.
В книжном привоз, отдал почти 30 рублей, а купить в общем-то и нечего. Генерал Ермолов, Бердяев, травник…
«В пятьдесят шесть лет женщина в Париже все равно что мертва» – Казанова
«Бальзаковский возраст» – о шестнадцатилетних
23:50 Никуда не поехали. Весь день лил дождь. Пока я бегал в книжный и на Лесную за почтой, вымок до нитки, хотя и был с зонтиком.
19 июля 91 года
2:40 Утром рано вставать, а я все не сплю. Собираемся завтра ехать в Мошенское. Сергей отъезжает в Новгород. Какое завтра – уже сегодня.
{Записи о Михаиле Осиповиче Меньшикове и о генерале Краснове Петре Николаевиче}
Весь день взаперти. С утра, проводив до входных дверей Люду и Костю и больше уже не уснув, занялся делом малоприятным – выволок из-под ванны перепревшую грязь. Провозился с этим часа полтора.
20 июля 91 года
2:20 Успел за день мало. Сделал авторский материал из Любытина, перелопатив дурно написанную корреспонденцию Ларионовой Елены да перепечатал для «Сельской жизни» «Запах сена», переиначив название на «У зимы зубы долги» Вот и все. Читал мало.
А рядом лежало холодное и равнодушное ко всему озеро в обрамлении хмурых осенних берегов.
Сегодня Илья. Люда с Костей успели девятичасовой электричкой сегодня, а не вчера, как я ошибочно записал. Все дело в том, что пишу я об этом, стыдно признаться, задним число. И цена таким записям невелика.
«На Илью до обеда лето, а после обеда – осень»
21 июля 91 года
Воскресенье. Скука смертная, наказанье сидеть в одиночку в четырех стенах. Мерещатся шаги, голоса, как люди годами живут в одиночках? Как они вообще живут одинокими?
Весь день работал. Пытался писать. Читал Джакомо Казанову и что под руку подвернется, стирал свои рубахи и носки.
22 июля 91 года
15:00 Банные разговоры. – Раньше цыган у русского сенца на кнут просил, лошадку накормить, а теперь мы к нему последнее несем, ужимаемся, на коленях стоим.
– Распустили нас. Был бы порядок, не нужна была бы никакая перестройка.
Апофеоз. К мелиоративным курганам прибавить лесные делянки с гниющей древесиной, варварское уничтожение придорожных кустов с помощью бульдозера.
23 июля 91 года
Пишу мало. Совсем дневник забросил. Третий день долбаю очерк о старушках из Дроблина. Получается длинно, водянисто. Но местами вроде бы и ничего. Рабочее название «Спаси и сохрани», надо бы еще подъехать (неразб.) к нему или «Звезда вечерняя…»
Мы возвращается назад в густеющих сумерках. В просветах туч зажглась над дальним лесом маленькая, неяркая точка. И мне вспомнились слова из проповеди (богослова) Павла Флоренского «Звезда утренняя и звезда вечерняя одна звезда…»
Что ни дом, то судьба
Сумерки уже прибрали к рукам
В сегодняшнем номере «Малой Вишеры» еще один Костин снимок с очень милой зарисовкой о старушке из деревни Уезжа.
Получил из районной газеты гонорар за рассказ и полосу к празднику славянской письменности 37 рублей с копейками. Надо завтра сбегать получить.
24 июля 91 года
3:30 Надо, пожалуй, лечь на сегодня я выдохся, а утром, не продрав глаз, продолжу
Жизнь от начала и до жуткого голодного конца – одна жизнь
Мы возвращались назад в сырых густеющих сумерках. Трактор, чихнув мотором, затарахтел и бойко зашлепал по грязи. Около старого парка мы остановились, постояли у гранитного валуна слушая как с печальным вздохом (неразб.) печальные, размеренные вздохи волн
Слушая, как вздыхают, накатываясь на берег
Слушая, как печальным шорохом накатываются на берег волны. Далеко за озером, в просветах туч блестнула маленькая, неяркая точка. И мне вспомнились слова из проповеди Павла Владимировича Флоренского «Звезда утренняя и звезда вечерняя – одна звезда.
25 июля 91 года
0:25 Закончил очерк, поставил точку, название нашлось само по себе из строчек Павла Флоренского «Звезда утренняя и звезда вечерняя». И все как будто бы легко, устроилось, расположилось в пределах отведенных восемью страницами границ. «Земля вечерняя» – красиво звучит, эффектно. Я был рад, горд собой, даже побахвалился немного перед Людой. Но… прошла эйфория и я увидел логические пустоты, провалы, мистику, избыток одних и тех же деталей. Надо кое что переделывать, перекраивать, хотя и не хочется, все отгорело, устал, измучился.
Дождь шумит за окном.
Мошенское. Холодно, дождь льет. Так я нынче и не покупался в свое удовольствие. Прошло лето.
Доехал благополучно: «Юность», автобус в 16:40, автобус в 18:20… Дорога обычная, без особенностей.
Костя работает у Колосовой. Три пленки заснял, сделал несколько снимков. Весь вечер говорили с ним о журналистике.
26 июля 91 года
1:55 Просматривал районные газеты, делал вырезки. Завтра, т.е. уже сегодня, надо куда-то съездить. Костя вертится, как сорока на коле, не спится ему, взбаламутил я его своими разговорами.
«Звезду вечернюю» утром переделывал, было бы время – многое бы поменял. Но… надо было поспеть к поезду. Две последние страницы перепечатал заново: что-то убавил, что-то добавил. Концовку не трогал, в ней вся соль.
Рассказ банщика о Горбачеве
Знаешь, какая у него охрана? Ему обед готовит специальный повар, а охранник рядом стоит и смотрит. К столу подают первое, второе, третье в двух тарелках, сперва пробует специальный пробщик, потом, если он не отравился, ест Горбачев. Ему Раиса не имеет права даже стакан чаю поставить. Ей не доверяют, – а вдруг отравит.
Не-е, мне такая жизнь не нравится Конечно, у него и сауна, и бассейн, и дача – живет хорошо, ничего не скажешь, но мне такой жизни не надо. Он в туалет без охраны не имеет права уйти. Он там сидит, а охранник у двери караулит. Чего хорошего? Я вот напьюсь, упаду в канаву, никто ко мне и не подойдет, кому я нужен
27 июля 91 года
Утром рано ездил с военкомом за ягодами на болото невдалеке от Самуйловской дороги. Черника уже на исходе, ходили по оборвывшам в компании с компании с двумя пенсионерами (они работают в военкомате)
28 июля 91 года
21:25 Воскресенье. Запах сырой росистой травы. Только что скосил лужок перед домом. Устал что-то. Сижу на скамейке за Костиным столом, отбиваясь от редких в эту пору комаров и пишу что в голову придет. Вчера хворал после поездки за черникой. Голова раскалывалась, на солнце не мог сидеть – глаза покраснели, как у кролика. Таблетки не помогали. То ли от недосыпу, то ли от того, что нанюхался багульника на самуйловском болоте
День ангела.
29 июля 91 года
14:25 Электричка на Малую Вишеру
Жара. В вагоне душно. Утром успели искупаться. Вода обжигает холодом. Плотик у Куликовых снесло. Заходить в воду стало неудобно. В автобус на 11:40 еле втиснулся, ехал, сжатый со всех сторон, и к 12:30, конечно же, не поспел. Доехал до вокзала с Баевым (шофером мошенским) и ударился пешком по окуловской дороге. Армейский подполковник любезно довез меня до шлагбаума, а там я минут через пять сел я на битумовоз со словоохотливым парнем из Чудова
30 июля 91 года
На четырехчасовой электричке приехала Наташа. Встречал ее на вокзале. Сегодня в десять пятнадцать вечера приедет Павлик из «Орленка».
На часок забегал Женя Селиванов – загорелый, похудевший и, как всегда, энергичный. За две недели он успел переделать тут кучу дел: достал два передних стекла для «Москвича», раздобыл продуктов всяких, всех обошел, объездил
31 июля 91 года
19:50 Жарко. Наташу с Павликом проводил на электричку, и после этого полдня валял дурака: читал Казанову, листал газеты, смотрел по телевизору старый детектив «Частное лицо», где все сюжетные ходы видны за версту. Одурел от такого времяпрепровождения до такой степени, что еле-еле к вечеру состряпал три информашки из Мошенского района, которые скорее всего не пойдут.