1 февраля 91 года
4:05 Сделал три больших, строк по 60 с лишним, информации, да подклишовку строчек на сто. Устал.
15:05 Электричка на Окуловку. Еду домой. На «Юность», вопреки ожиданиям, не было билетов. Сегодня сильно помягчело, всю ночь шел снег (и сейчас он идет, обреченно и безвольно сыплясь с низкого серого неба, которое пачкает черным деготным дымом труба деповской кочегарки), снег лежит толстым мохнатым слоем на крышах и заборах.
Жемчуг в реке Шегринке
2 февраля 91 года
2:35 Опеченский Посад. Доехал вполне благополучно, если не считать некоторой нервотрепки, что опоздаю. Но, Бог милостив, успел на шестичасовой (ровенский) и он довез всех до Посада.
Вечером. Федор Егорович не приехал. Встретил Александру Ивановну с автобуса, сходил в баню, прогрелся в парилке, без веника, правда.
Оконные стекла затянулись белыми узористым перламутром.
Оконные стекла, густо забранные белым расписным перламутром, едва пропускали слабый (бесполезный) утренний свет.
Первые предвестники весны – это не сосульки, не звон капели, не набухшие почки на сирени, а запах нагретой солнцем стены где-нибудь в тихом безветренном закутке. Черные, в морщинах и трещинах бревна источают тонкий нутряной запах старого дерева.
Вечером звонил Володя Михайлов, говорил, что квартиру ездил смотреть, что скоро переедет роскошные трехкомнатные апартаменты где-то рядом с останкинским прудом, четыре остановки на трамвае от ВДНХ.
Скучное вышло застолье. Васька не ел, не пил. А нам что-то было невесело. Я все вспоминал Колю Лаврова, думал о нем с любовью и горечью и обдавало меня временами такой невыразимой тоской, что я с трудом сдерживал себя, чтобы не показать своих переживаний. В библиотеке я наконец-то нашел посвященную ему страницу в «Новгородском комсомольце», прочитал и сердце защемили от тоски и жалости. Все-таки я мало его знал, о много только подозревал, не сознавая истинных масштабов. И многое по привычке своей упрощал, придавая всему черты некой благости. Он, конечно, был гораздо более глубоким человеком, чем я мог предполагать в силу своей ограниченности. И стихи его я недооценивал. Меня просто потрясло стихотворение «Собираю слова», а ведь он, помнится, читал мне его и я ничего такого не сказал, прослушал, кивнул или что-то дежурное произнес, к случаю. И всё.
3 февраля 91 года
2:15 Все спят и мне пора бы укладываться – завтра ехать, о дороге не хочется даже думать. Опять суета, нервотрепка, узлы и сумки, опять дорожная усталость сравнимая разве что с усталостью бесцельного ожидания.
«Век человека – есть играющий в шашки ребенок»
Гераклит
По Косте скучаю. Уехал, а душа болит – как он там. Сегодня он рано приехал на одиннадцатичасовом автобусе, не было у них одной или двух пар.
13:50 Окуловка. Добрался на редкость благополучно. В Опеченском нас подобрал Жадинский автобус, довез до автостанции, где я без хлопот купил билет на Окуловку и для Александры Ивановны на Мошенское, удружив при этом Обориной, и ей купил билет. Осталась последняя часть пути. Полчаса посидеть, да полтора часа ехать.
Мысли дорожные трудно выразить словами. Что-то мелькает в памяти, что-то плывет, ненадолго задерживаясь и затухая.
Сегодня маме 68 лет.
4 февраля 91 года
1:45 Малая Вишера. Угомониться и лечь спать вовремя не получилось. Сижу за столом, мараю бумагу, вспоминая о то, что хотел записать, да забыл
Задержался в этой тетради, около полугода пишу и не могу закончить.
Сегодня день бабушкиной смерти. Четырнадцать лет с тех пор прошло.
«Нельзя унизить человека, не унизившись самому»
Вашингтон
5 февраля 91 года
21:45 Никуда за весь день не вышел. Но и дел за мной великих не числится. Все какие-то несущественные мелочи.
Измучил себя мыслями о Коле. Никогда мне его не забыть. Он для меня живой и всякое, даже несущественное напоминание о его смерти вызывает в душе ужас неприятия, холод, близкий к обмороку. Я все возвращаюсь и возвращаюсь в мыслях своих назад, к прошлому и так мне лучше, потому что там был Коля, я знал, что в любой момент смогу увидеть его, если захочу. И поступал, как богач, привыкший к роскоши богатства, не спешил, думал: будет вечно. И теперь не могу себе этого простить и казню, казню себя за легкомыслие, за эгоизм и нечуткость. Воистину «моя мысль – палач». Трижды прав неведомый Кальдерон.
Вчера, наконец-то, вынес елку, совсем уже осыпавшуюся.
6 февраля 91 года
23:45 Собираюсь в Новгород. Делать там мне, собственно, нечего, разве что Костю навестить, да показать в родном коллективе, с прошлого года я там не был.
Сделал две информашки. Все не пустыми руками поеду
Накупил книг на 14 рублей: «Записки Екатерины II», Константин Бальмонт и книжка воспоминаний о Есенине.
7 февраля 91 года
17:00 Новгород. Съездил в общем-то зря. Никуда не ходил. Получил только премию за последний квартал, да командировочные, что в сумме составило около сотни рублей. Костя ненадолго заходил ко мне.
23:25 Ложусь спать. К Лавровым идти не решился, нашел оправдание, что не предупредил, неудобно, посулив для себя придти к ним в следующий четверг. Это будет 14е, ровно год назад в этот день мы поговорили с ним последний раз. Валил мокрый снег, город казался нарядным и чопорным, как человек, во фраке… Я мог бы посидеть с ним хотя бы полчаса на кухне, попить чаю, но я застеснялся гостей, заторопился и толком не поговорил с ним, чего никак не могу простить себе.
8 февраля 91 года
23:50 Приехал в одиннадцатом часу, зашел в книжный магазин, оставив там тридцать рублей с копейками. Книги дороги, но как устоять перед искушением, когда перед тобой Брюсов и Андрей Белый, Арцибашев и Бальмонт? Аппетиты мои, к сожалению, не совпадают с возможностями.
Автобус подали в срок, без опозданий, я сидел у окна, смотрел на дорогу и думал про то, как буду писать рассказ о Коле и назову его «Свет в покинутом доме». Я не буду ничего выяснять и расспрашивать, напишу что помню не замыкаясь рамками повествования… Напишу про ночные сидения на кухне, когда от недосыпа слипаются глаза, а во рту стоит горечь он «Беломора». Коля курил беспрестанно и, я зажигаясь разговором, тоже брал папиросу, мял её в руках и тоже закуривал, добавляя дыму в тесной прокуренной кухне. Мне тяжело писать об этом, слишком живы мои воспоминания. Я помню до мельчайших подробностей детали кухонного быта: вкус некрепкого чаю и булки с маслом, тесноту кухонных пространств, запах небогатого жилья
9 февраля 91 года
Сходили в город. Купил в книжном книжку про ядовитые растения СССР, это все, что осталось от привоза, остальное разошлось по рукам. Книжный – единственный магазин, где бывает какой-то товар
10 февраля 91 года
Воскресенье. Ясный солнечный день с морозцем и запахом близкой весны. Снег искрится и слепит глаза, синицы тенькают весело и беспечно, дорога пахнет сеном и катышками конского навоза… Откуда? Да вот, то ли цыгане гнали здесь своих раскормленных лошадей, то ли колхозники из ближних деревень. Обочины замусорены сенной трухой и она одним видом своим и запахом рождает в памяти потом детских воспоминаний, ярких, лоскутно-пестрых. Замрёт душа, погрузившись в прошлое, и блуждает там среди дорогих теней. Весь день вспоминал Колю Лаврова, он ежесекудндно был со мной и я не оберегал себя от тоскливой муки думать о нем. Все утро листал старые подшивки «Новгородской правды» в поисках его стихов и нашел всего две публикации: от 10 июля 88 года и 14 сентября 89-го. Стихотворение «Камень» почему-то опубликовано дважды. Сначала в июльской подборке вместе с «Ольхой» и «Из детства», а потом в сентябре. Я помню, что Коля говорил об это, удивляясь неожиданному курьезу. Помню все, что связано с ним, но как-то неясно, неотчетливо, боюсь забыть, потерять какую-то дорогую мелочь, без которой все рассыпается. Этот страх – забыть и растерять – преследует меня.
Прогулялись с Людой до парка, встретили там Таню Анфимову на лыжах в сопровождении полной румяной молодицы с детской коляской, в которой лежал такой же полный и румяный младенец с соской во рту. Таня сказала, что Ира получила от Кости письмо с приглашением на день рождения.
Вечером посетил железнодорожные бани, пустые к этому часу и холодные. Пару на полке едва хватило, чтобы слегка попотеть, да похлестаться веником, любезно предложенным молодым, сухощавым мужиком, пожаловавшимся мне в том, что все болеют гриппом, а ему никак не заболеть. «Где тут заболеешь, когда проспиртовавше весь. То стакан на работе дернешь, то два
11 февраля 91 года
1:45 Из запланированного ничего за выходные не успел, а завтра собираюсь ехать в Посад, в четверг надо в Новгород. Как тут выкрутиться, один Бог знает
23:50 Опеченский Посад.
Записи во время рассказов матери, Марией Кузьминичной Красновой
Дом двухэтажный, низ как верх дер, сенники, двор лошади, коровы. Продала дешево. Обманули её. Попросила продать, она такая доверчивая. Даже не понимала, что обманули.
Кобылинский ручей. Коровье кладбище.
Бабушка жила с Кузей месяцев пять на Деихе. Разругался он с отцом, и они ушли, Деиха их пустила. Вера там родилась.
Доехал благополучно. В М.Вишере сел на «Юность», в Окуловке успел на транзитный автобус в 16:10, а в Боровичах, не дождавшись автобуса, отправился на попутках и не прогадал, доехал сперва до Ровного, а оттуда до дому. Мороз крепчал, над рекой клубился сизый морозный туман, в котором догорало, проваливаясь за горизонт, закатнее солнце.
12 февраля 91 года
21:50
Записи во время рассказов матери, Марией Кузьминичной Красновой
Пожарновы. «Олексадра, ты в уборну, сена коровы дай по пути, в самовар углей насыпь, дров принеси по пути»
Пожар в 31 году был 31 мая. Накануне тараканы (неразб.) со всей улицы к нам в дом бежали. Как раз первый класс закончила
Дом загорелся с вениками. Скрилое (неразб.) болото. Все веще туда стащены. Я была поставлена караулить. Мама за продуктами ушла, а дед уехал в лес за жердьем. Картины жалко Мама потом жалела
К озеру было не подойти
Нил Никитин дед в Паберенье (неразб.) Никитины
Никитин. Глухой был. Записали Нилов. В Паберенье родня Никитины
День прошел в беготне по Посаду и в разговорах. С утра сходили с Наташей в библиотеку, и, пока она там убиралась, я рылся в книгах, содержащихся, к слову сказать, в большом беспорядке. Пыль лежит на нечитаных, нетронутых книгах, многие из которых даже никогда не открывались.
13 февраля 91 года
9:50 Окуловка. До автостанции довез меня Утя (Коля Уткин), я только и успел добежать до автобуса, только что подрулившего с стоянке, взять у шофера билет, как он захлопнул дверь и мы поехали. А здесь мог бы уехать на адлеровском, он слегка запаздывал и только что ушел, но вещи были оставлены в электричке, пока бы я ними бегал, время бы вышло. Так что жду десяти часов двух минут, когда, согласно расписания, мы должны тронуться.
14 февраля 91 года
1:30 Ветер дует в окна, холодно. Ничего за день так и не написал, не осилив и начала корреспонденции, которая в голове как будто бы давно сложилась. Застрял, забуксовал и ни с места. Что ни напишу – все плохо, бледно, безынтересно. Слово не подчиняется мне, не чувствую его упругой тяжелой плоти. Читаю других и вижу такую же, а то еще и более худшую беспомощность вкупе с апломбом и святой верой в свою непогрешимость. Ужасаюсь небрежно легковесности чужой и боюсь повторить чужие ошибки.
Звонил Кочевнику. Он сказал, что договорился ехать в Хвойную к каким-то Кушнеревичам. Это большая, человек 10, семья арендаторов Что там у них за хозяйство, где они живут – ничего этого толком не знаю. Надо собираться в те края, договариваться хотя бы с Васей Пилявским.
Руслану наобещал помочь с реализацией книги и, когда говорил, верил в то что действительно могу в этом деле подсобить: сделать небольшую информацию для районных газет о его книжке и о нем самом, договориться в Вишере насчет встречи с читающей публикой где-нибудь на ЭМЗ или МВСЗ. А теперь думаю: сумею ли при своей инертности что-нибудь полезное сделать.
{Вклейка из записной книжки}
Новгород. Летучка. Словопрения. Пустая бесполезная болтовня. Заденут одного, он в свою очередь – другого и пошло-поехало… Вялая словесная перепалка
Костя еще не приходил, не звонил. Позвонил маме, Александре Ивановне, в Чудово. Настроение дурное, тяжелое
Бабство какое-то. Ругань по пустому поводу. И неумерный аплобм. «Я всегда говорю, не взирая на лица…» Невзирая на лица хвалю, хулю… О чем разговор? Пустое всё, пустое. Жёлтый нездоровый свет из окна, желтые шторы, желтые столешницы, желтый паркет, желтые стены… Этюд в желтых тонах.
«Какая был бы на свете тишина, если бы люди говорили только то, что знали» – как тут не вспомнить Чехова? Никто не умеет, да и не хочет говорить коротко. Невероятные длинноты.
17:15 Партсобрание Собрались все наши бывшие работники: Витя Крутиков, Валя Александрова, Мальков… Много новеньких у нас и все, в основном, дамы Это уже чувствуется
{Вклейка из записной книжки}
15 февраля
6:45 Новгород. Не забыть горчичников для Игоря и папку с Колиными стихами найти, потерянную Ксенией Фирсовой где-то в недрах «Новгородского комсомольца». Толя Жуков брал эту папку и так безответственно к ней отнесся. Боюсь, что все это пропало навсегда.
К Лавровым пришел уже в десятом часу ночи. Игорь сразу принялся собирать игрушечный автомобиль. Я помог ему приделать кузов. Ольга в этот раз дичилась, отсиживалась в маленькой комнате, но к разговору нашему, по-моему, прислушивалась, листая томик Гумилева, который я ей подарил. Алена опять плакала, говорила, что Коля снится ей каждую ночь и каждую ночь – живым, каково просыпаться после этого, каково жить? Рассказывала как познакомились с ним в бывшей монастырской библиотеке, наслышанная о тем, как об отличнике и ленинском стипендиате. «Я поднялась наверх, а он там сидел за столом, что-то писал и курил. Я тогда сказала, что-то вроде: «Первый раз живого отличника вижу.» А он посмотрел на меня и сказал: «Хотите – автограф дам?» И мы заговорили о чем-то. Потом он меня встретил с лекций…
16 февраля 91 года
21:30 Посмотрел дешевейший французский боевик (не поленился сходить в «Светлану») с несравненным Жаном Полем Бельмондо. «Профессионал» называется. И, надо же, переживал, как мальчишка, хотя там все сюжетные ходы были так очевидно наметаны белыми нитками, что все было ясно с первых же кадров. Драки, погони, стрельба, красивые женщины, красивые автомобили и великолепно сложенный Жан-Поль лицом и повадками похожий на Витю Селиверстова, если забыть, что Витя растолстел и обрюзг.
Умерла старейшая жительница Земли 117 летняя…
Метет.
Чувство одиночества, частый стук будильника, звон в ушах от тишины и пустоты.
Миша заискивает перед своей Еленой и это заискивание и есть та единственная правда их отношений, которая существует, а не выдумана. Все остальное – глупый бездарный вымысел с нелепыми и случайными подробностями и атрибутами вроде вырезок сексуального содержания, налепленных в альбом, икон и крестиков на стене, ну и всего остального, включая говорящего попугая, новый диван за 700 рублей и прочая и прочая…
Отбыли Зиминовы на отдых в Красногорск или наоборот Зеленогорск – я не разбираюсь в курортах. Был у них вчера. Накормили колбасой, напоили кофеем и чаем, развлекли разговорами, кои все мы, включая попугая, старательно поддерживали. Утомительной это дело – говорить, когда не хочется.
17 февраля 91 года
1:10 Позвонил в Мошенское. И Люда и Костя, слава богу, доехали благополучно. Костю на автобус не взяли и он добирался попутками.
Пришли «Окаянные дни» Бунина. Наложенным платежом за тоненькую книжицу, изданную факсимильным способом, пришлось выложить четыре с полтиной. На почте (сейчас приходится бегать на Лесную) встретил Валю Базанову. На холоду она выглядит жалко, как все красивые женщины.
Я очень живо представляю Колю, сказавшего эту фразу про автограф… Эта его необыкновенная скороговорка, которой потом стал подражать Миша Павлов, быстрый внимательный взгляд
Мы все время живем на виду и люди, которых мы почти не замечаем или не помним все видят и запоминают и мы существуем в их жизни помимо нашей воли… Алена не помнит меня, а я ее хорошо и подробно помню не только внешне, со стороны, но и все эти разговоры вокруг нее и Коли.
18 февраля 91 года
18:25 Сходил в баню, напарился чужим веником и вышел оттуда, как новый. Отправил одну информацию. Бросил конверт в почтовый ящик на вокзале.
Весь день шел мелкий сухой снег, какой обычно бывает в феврале. Минус десять показывает градусник за окном.
Звонил маме. Наташа купила для Люды красные сапоги почти за 100 рублей. Где взять деньги?
{Врезка из календаря Старинные приметы}
19 февраля 91 года
3:40 В голове тикают молоточки. Устал. Пора спать. Сделал две информации – в последнее время перебиваюсь на мелочах, на большое духу не хватает. Дела наплывают одно на одно. Не успеешь одолеть одно, как второе следом, и так без конца. Суета – сует. Я просто не выучился жить так, как должно быть. Мои читательские аппетиты ненасытные. Я, как голодный, бросаюсь на всё сразу, не в силах остановиться на одном.
20 февраля 91 года
0:50 Голова болит. Весь вечер наводил порядок своей комнате. Мешкотная, неприятная работа.
7:05 Электричка на Окуловку. Желтый, неживой свет фонарей, липкий медлительный снег. Утром еле встал, лег вчера уже в третьем часу, да еще перед сном читал новую газету «Мегаполис-континент», в первом номере которой нашел знакомую фамилию Н.Анисин. Значит, неутомимый Коля, получивший премию союза журналистов за освещение несуществующей школьной реформы, перебрался из «Правды» в «Мегаполис», который, судя по всему, щедрее платит.
Голова болит, на сердце тяжесть и тревога.
23:25 Хвойная. Гостиничный номер на двоих. Саша Кочевник уже спит, а я только что пришел от Екатерины Николаевны. У нее вывихнута левая рука и от плеча до запястья закована в гипс. Говорили о Коле. Тяжелый это был разговор. Я смотрел альбом с Колиными фотографиями, убранный Екатериной Николаевной вместе с его бумагами в полиэтиленовый пакет, перевязанный крест-накрест бечевкой, на всех фотографиях, особенно студенческих, он улыбается широко и открыто. Хорошее юное лицо, впереди целая жизнь, бесконечно долгая, радостная… Кто знал, что судьба отпустила ему так мало?
Поразило меня то, что Е.А. сожгла в печке все Колины письма, за исключением последних
Она винит во всем Аллу, та – ее. Кто прав? Никто. Обе этих, горячо любящих Колю, женщины вели его к гибели своей непреклонностью. Ни та, ни другая не хотели уступить. И вспоминаются старые обиды, недоразумения, скандалы… И все зарубками ложилось на великодушное Колино сердце. И оно не выдержало.
Долгая, мучительная езда. В Боровичи приехали рано и здесь застряли до трех часов. У Сашиных родителей пообедали (Не забыть отдать ему 2 р. за гостиницу) и отправились в Волгино, заказывать паркет, оттуда снова вернулись в Боровичи и долго ходили по старым улочкам, удивляясь кружеву резных наличников, украшавших каждый дом. Этого города с добротными особняками, украшенными затейливой деревянной резьбой и с тем особым несуетным укладом жизни, который отличал рассудительную зажиточную провинцию от шумных самонадеянных столиц, уже нет. Он доживает свой век, теснимый громадами грубых каменных пятиэтажек, меняющих неповторимый боровичский облик с ловкостью и нахальством балаганного шулера, привыкшего дурачить доверчивую публику, не спросясь (на это разрешения) позволения. Старый город неохотно уступает молодому собрату свою обжитую уютную территорию цепляясь за прошлое то остатками яблоневого сада, то неизвестно кем и когда посажанным тополем.
21 февраля 91 года
18:00 Хвойная. Билеты на последний автобус в кармане. Через десять минут тронемся
20:20 Боровичи, Вокзал. Болит голова. Билет купил без проблем – народу на этот поезд мало. Потерял ключ от квартиры и очень расстроился – дурной знак. На кладбище к Коле не успел. Настроение от поездки тяжелое. Работать с Сашей на пару непросто, он подавляет своим напором… Но, надо отдать ему должное, он прекрасный организатор, хорошо знающий, что ему надо, люди поневоле подчиняются его воле и в конечном счете делают то, что ему надо.
Кушнеревичи – прекрасная и дружная семья. Мать, отец, два брата (один был в отъезде) и сестра с мужем, которые тоже были в отъезде. Забавные песик Тишка с глазенками-бусинками Совершенно незлобливое добродушное создание, он даже ни разу не тявкнул.
Тяжелое впечатление от разговора с Екатериной Николаевной
20:55 Через пять минут тронемся. В вагоне темно, пишу при свете уличного фонаря. Народу совсем мало. Места в вагоне, как в автобусе с откидными спинками. Опустошён поездкой, вычерпан до дня.
22:05 Угловка. Темно. Пишу наугад Тишина Все спят, а мне не уснуть. Дремлю. А сейчас жую булку, недоеденную вчера Ехать еще долго, часа три. С голодухи и булка всухомятку кажется вкусной.
Стоим. Какие-то сараи, следы в глубоком снегу. Банька в овраге, заросшем ольхой. Там будут пруды. Серой невнятной полосой тянется придорожный лес.
23:00 Окуловка. Серой смутной пеленой тянулись придорожные кусты. Голова так и болит, несмотря на все мои усилия избавиться от надоевшей мне боли.
22 февраля 91 года
Поздно вечером. Приехал вчера во втором часу, разбудил Люду поздним своим звонком.
А звезды шептались и шептались в небесной пугающей темноте, прожирающей их слабый рассеянный свет
23 февраля 91 года
Утром Люда поздравила нас с Костей подарками к дню советской армии, а сама ушла на работу. А мы спали до упора.
Оттепель. Снег чернеет и оседает, оголяя местами мокрую грязную землю со слежавшимся спутанными космами прошлогодней зимы.
(доп. к последующему листу) снился очень яркий и странный сон, действие которого происходило в высоком огромном доме, смутно похожем на московский ДАС. Мы поднимались и опускались по крутой лестнице (я и Наташа и, кажется, Люда) какая-то китаянка в национальных одеждах, картинки яркие, красочные, размером с ладонь, выполненные на очень тонкой бумаге. Сюжет одной из них помню особенно отчетливо: какой-то человек, видна со спины только его рука выпускает с ладони небольшого ястреба или орла. Впереди ясные дали, просто синевато-зеленые сосны и яркая голубизна неба… Я держал картинки в руках намереваясь попросить у китаянки автограф, но оказалось, что не она их рисовала. Я спросил кто, она пожала плечами. Картинки я собрал и положил в карман пиджака.
24 февраля 91 года
4:20 Оттепель сигналит стуком капель о карниз. Отпечатал три с половиной страницы для Кочевника, концовки еще нет, вряд ли моя писанина его устроит. Но мое дело написать, а его – забраковать.
Днем приходил Володя. Говорили о Ельцине (он два дня был в Новгороде), о борьбе правых и левых, о наступлении по всему фронту партаппарата.
Вечером говорили с Костей о тайнах творчества, о Бальмонте и Пришвине. Я рассказывал, как ездил в Дунино. Завтра, то есть уже сегодня, ждем Костиных гостей. Он совсем взрослый, мы разговаривали с ним на равных. Человек он интересный.
18:05 Дождь идет точно так же, как год назад, когда умер мой милый друг Коля Лавров. Как тут не поверить, что сама природа оплакивает эту нелепую и раннюю смерть. Весь день думал о нём
22:10 Ушли Костины гости, сначала Ира, погрустневшая в конце-концов отчего-то, а потом и братья Михайловы Саша и Вова. Скучно они посидели на этот раз. Брательники пришли рано, в три часа уже были у нас и целый час бесились и пожалуй перебесились, заскучали
Ну вот и прожили мы год без Коли. Страшно подумать. Год без Коли. В этот и сейчас невозможно поверить. Пишу его ручкой, которую берегу, боюсь потерять, исписать пасту, которую он не успел исписать.
25 февраля 91 года
2:30 Косте 15 лет. Завтра, т.е. утром он уезжает и день рождения, увы, проведёт, вне дома.
Отдал Кочевнику четыре машинописных странички с текстом под его фотографии. Он поехал в Москву и мне пришлось выходить к Новгородскому поезду.
21:20 Позвонил Косте в лицей (насилу дозвонились, все время было занято) и он сказал, что до пятницы их освободили от занятий, потому что болеют учителя
Утром проводил его на автобус, погода была мерзка: таяло, текло, в воздухе стоял тусклый неподвижный туман, ноги вмиг промокли в ботинках и разъезжались на голом грязном льду. Я подождал пока тронется автобус, помахал на прощанье рукой, вернулся домой и завалился спать на Костином диване. Спалось легко и сладко, как в детстве, когда набегаешься и устанешь и каждая жилка и клеточка тела отдыхает, расслабляется, приготовляясь к будущей работе. И так, не чуя ног, проспал я до часу дня.
26 февраля 91 года
14:30 Костя приехал а попутках. Автобуса в 11:40 не было (он ходит по субботам и пятницам), Костя купил билеты на Чудовский до Спасской Полисти и там сел на попутные «Жигули» и доехал чуть не до самого дома.
21:15 Звонил в «Комсомолец» Ксении Фирсовой насчет пропавших колиных рукописей. Она с обезоруживающей простотой сказала, что все сдала в архив и скорее всего все пропало. Поразительное для пишущего человека легкомыслие. И когда я сказал, что это последнее, что у Коли было, она не встрепенулась, не переполошилась, сообщив, что Жуков ничего ей об этом не сказал, что её предупредили только насчет фотографии: «Вдова просила ее вернуть и я отдала в союз писателей. Больше я ничего не знаю»
Там же оказался по случаю Витя Сбитнев. Он сказал, что работает теперь замредактора «Народной воли» – так у них называется профсоюзная газета, и что ждет обещанной квартиры.
28 февраля 91 года
2:40 Сделал три информации. Все из Малой Вишеры, за что мне, конечно же, попеняют. Но ни Окуловка, ни Любытино ничем мне не помогли. Глухо там у них, как кислым залито.
Болит правая нога. Вены гудят, как провода к морозу. Надо больше двигаться, а я все сижу
13:35 Проснулся в половине одиннадцатого с ощущением разбитости в теле и тяжести в затылке. За окном играет светом и голубыми прозрачными тенями яркий, до рези в глазах, солнечный день. Костя ушел в школу