1 мая 90 года
1:50 Звонил Валентину Андрееву и около часу говорил с ним обо все понемногу. Раньше у него бывало, слова не вытянешь, а теперь он говорит толково и разумно. Живет он справно, по крестьянски умно, не знает мук безделья, проблема свободного времени для него не существует, у него, при двух коровах, овцах, поросятах и курах, минуты праздной нет, не говоря уж о часах и днях. Да четверо детей, двое, правда, взрослых, один – Саша – уже в армии отслужил, год проведя в Афганистане, выходил оттуда с последними частями. И малыши, нажитые совместно с фельдшерицей Валентиной. Они очень друг другу подходят, живут ладно, в мире и согласии. В. не пьет и не курит. Разве что рюмку в праздник и не более. Вино, считает он, делу не помощник, а раз так, – и пить не стоит, только зря время терять. Раньше, живя в Подоле, он держал небольшую лодку на Сухом озере и по утрам, редко – вечером, пройдя по топкой тропе между чахлыми болотными кустами и кочками с багульником и гоноболью, гремя цепью, сталкивал утлое суденышко в воду и частыми, поспешными гребками, гнал его сквозь заросли тростника на чистину. Вот и весь его отдых. Солнце не успевало опуститься за горизонт, как он уже возвращался назад, вытаскивал на берег лодку, вынимал весла из уключин и быстрым торопливым шагом, шурша осокой и чавкая резиновыми сапогами шел домой, вполуха слушая как посвистывают болотные кулички, да надрывно кричит за озером (болотный бык) выпь, прозванная в здешних местах болотным быком. Пахнет багульником, мхами, березовым листом, осиновой горечью, ивой-брединой… Все эти (запахи в болотной сырости обретают свою особую остроту) Туман клочьями зависает над заболоченной низиной, цепляется за березки и облитые росой кусты, обдает сыростью, холодом и торфяным мшистым духом потревоженного болота. В низине за колодцем перекликаются дергачи
Колодец за зиму, пока в Подоле никто не жил, замшился, вода в нем застоялась, как в пруду, жабы присмотрели его для спокойной спячки и густо обсеяли дне. Пришлось чистить его, выливать ведрами стоячую воду, вылавливать жаб и только потом, когда (из донных родников набралось новой воды) данных родники вновь наполнили его до краев, колодец стал поить немногих Подольских жихарей своей чуть пресноватой водой.
…Еськово Дорожники засыпали родниковый колодец у дороги. Самая чистая и вкусная вода была в нем.
Я ходил по деревне, как по забытому кладбищу. Сухой прошлогодний бурьян (на месте бывших дворов и домов) ломко трещал под ногами. Многолетние некоси, как сухая, травяная испарина. Идешь и ноги пружинят, словно под тобой не твердь земная, а мягкая постель, приготовленная сказочным великаном на ночлег. «Вот здесь был дом, вот здесь двор и сад, там еще дом, здесь еще два…» – говорила Анна Ивановна.
22:06 Ложусь спать. Очень поздно, около двенадцати, мылись у Куликовых в бане Парились с Костей и Сашей
Костя ездил в сторону поселка Октябрьский, в деревне Матвеево, рассказывал он, живет один скворец. Дома стоят пустые. Никого нет.
22:25 Опеченский Посад Вошёл в дом, а за столом в столовой сидит Сашка. Оказывает, он приехал утром. Весь вечер вчера звонил в Малую Вишеру и, конечно же, впустую. Ночь трясся в поезде, мёрз. И похоже что заболел. Сходили с ним на кладбище. Уже темнело, жутковато было среди могил
2 мая 1990 года
11:00 Написал только первую фразу и дальше ни с места. Как размотать клубок недельной давности впечатлений? С чего начать?
«Жизнь спешит, если мы сами медлим»
Шумит береза под окном
14:15 Когда пишешь, нужно всматриваться только в свою жизнь, смутно видя её приливы и отливы, ее дали, её горизонт, тусклые и ясные дни. Все остальное- подражание и помеха, – твой голос это твое ощущение мира. Каждого ее мига неповторимого и летучего, как солнечный блик. Только из этого колодца добудешь ты живительную влагу. Напьешься сам и напоишь других Но как глубок он, гулок и бездонен, как трудно не расплескать, вылить все, что зачерпнул оттуда.
И каждый человек, о ком берешься писать, как бы ни был краток час знакомства с ним, уже стал частью твоей жизни, частью тебя самого и писать о нет можно только, как о самом себе. Иначе это будет фальшь, неправда
15:35 Медленно подвигаются дела мои. Чиркаю, перечеркиваю, а пока кроме невнятного начала ничего нет.
3 мая 90 года
5:05 Две с половиной страницы машинописного текста – вот итог моих полуночных бдений. Более чем скромный результат. Надо еще, как минимум столько же. О чем еще написать? Фотографии на стене и в альбоме, картинка внука, соловей в кустах сирени, журавли, лиса под елкой в норе, «зародишко» сена, «кошу на корову сам, в колхозе не прошу помощи» «Уезжать не собираюсь, куда ж я ребят брошу. Здесь прожил, здесь и в землю сойду» Родился в Питере, крещен на Валааме. Светло на улице. Ложусь спать.
4 мая 90 года
15:40 Колет в спину. Очень сильно(.) Больно. Неужели это инфаркт?
23:55 Проводил Сашку на утреннюю электричку (7:34) Ушла она с большим опозданием, мы долго стояли, она в тамбуре, я – на перроне, и разговаривали(.) Приехали вчера в девятом часу вечера. До Окуловки довез нас на своем старом «Москвиче» зять Степановых Саша …. Сашка с ним всю дорогу разговаривал о машинах и о рыбалке. В Окуловке, немного подождав, сели на «Юность» и вполне благополучно добрались до Вишеры
5 мая 90 года
День печати. Костя с Людой подарили авторучку и несколько календарей. Жара дома. Сердце так и болит. Нет аппетита. Съешь чего-нибудь и подступает тошнота
{ Вырезка из газеты
«Премии областной журналистской огранизации с вручение Дипломов лауреатов за лучшую работы 1989 года присуждены:
– В.П. Краснову, собственному корреспонденту «Новгородской правды», – за публицистические статьи «А земля пребывает вовеки» и «Работник и хозяин;}
Узнал об этом день спустя, «Новгородскую правду» принесли с опозданием. Не удержался – вклеил лестный для себя клочок газеты. Это для истории. Приятно все-таким получать «премию Пулитцера» областного масштаба. Какой-то этап в жизни, пусть и более чем скромный, в сорок-то лет.
Когда мы с Сашкой были на кладбище (1.05) поднялся ветер необычайно силы, а потом зашелестел в ветках старых, начинающих зеленеть, берез мелкий, сухой, как пшенная крупа, град. Было очень холодно и страшновато.
6 мая 90 года
Весь день пролежал пластом на диване, мучаясь слабостью и головной болью. О том, чтобы сесть за машинку не могло быть и речи. Вечером кое-как собрался и отправился в баню.
Костя уезжал в поход. От Веребья до Оксочей шел пешком через Заполек. Потом доехал до М.Моста
7 мая 90 года
Утром позвонил Малькову и сказал ему, что с материалом у меня вышел затор, он успокоил, сказал, что ничего худого в этом не видит. «Потом дадим, какая разница?»
Сел за работу, пошло. Но… позвонил Володя, неожиданно пришел Игорь Соколов, потом Володя. Спор о политике, глупый, никчемный.
Мишке сегодня 37 лет, поздравил его по телефону. Поболтали о том – о сем. Он мается радикулитом, к тому же.
8 мая 90 года
Люда завтра уезжает в Мошенское. Мы с Костей остаемся за хозяев. Надо мне закончить «Вечный обелиск». Теперь я знаю, о чем и как писать, эту интонацию из рук уже не выпущу
23:30 Костя моет посуду. Говорили с ним о «Домострое» о древнерусской литературе, о графе Честерфилде и его наставлениях своему незаконнорожденному сыну, которого он, судя по всему, горячо любил… Советы графа, жившего в 18 веке не потеряли своей практической пользы и сегодня. Разговор, как всегда, был общий и неконкретный, поскольку мои познания в области древнерусской литературы ничтожны, мало помню из институтского курса
Решили ехать с ним в Торбино, к Степану Михайловичу Степанову, с которым я разговорился в электричке год тому назад, 27 апреля, если быть точным. Он приглашал в гости, поговорю с ним подробней, а заодно, может быть, и на озеро с Костей сходим
9 мая 90 года
1:25 Полная белая луна, похожая на… полную белую луну. Ничего не придумать. Пора спать, утром рано вставать.
Золотой от одуванчиков луг. На них даже смотреть больно – глаза слепит золотой с зеленым блеск
11:05 Веребье. Неизвестно сколько здесь простоим. На девятичасовую электричку проспали, да и слава богу – лег я поздно. День сегодня холодный и ветряный
14:30 Торбино. «Костя – крупное имя. Крикнешь – так слышно» Степана Михайловича мы не застали. «Ушел на торжественное в клуб» – сказала нам полная крупнолицая женщина в годах: «У них там, как его, – банкет
21:00 С банкета (пишу уже в М.Вишере) Степан Михайлович явился на розвезях. «Кто такие?» – спросил с порога без обиняков. Мы с Костей пили чай, предложенный громкоголосой Анной Карловной («Четвертый год живу с ним. У него жена умерла, дак он меня взял») «А-а. Краснов! Узнал. Как не узнать? Мы сейчас по рюмочке, я вас так отсюда не выпущу. Не уважаете мастера. А это сын? Костя? Хорошее имя, мне нравится» – Подхватила Анна Карловна
С.М. хмурил брови, придавая лицу строгость, пытался говорить веско, но вместо нужных слов делал этакое неопределенное движение рукой и замолкал
В первый раз мы, раскланявшись с хозяйкой, пошли разыскивать Степана Михайловича, но, пройдя еще раз через весь поселок мимо магазинов, клуба и сельсовета, его нигде не встретили.
У магазина билась толпа жаждущих отоварить спиртные талоны, по пыльной дороге без шлемов разъезжали явно нетрезвые мотоциклисты, от которых мы приживались поближе к бровке.
Несколько раз попались нам пьяненькие ветераны, звякавшие медалями на новых пиджаках. Держались они на ногах очень нетвердо, то и дело крепко пошатываясь. А один, весь какой-то покореженный, с глазами навыкате, остановился, хмыкнул что-то нечленораздельно и протянул руку – здороваться.
10 мая 90 года
0:20 Статья моя безнадежно застряла. Кажется иногда, что ничего я уже не напишу, не строчки связной, ни фразы
17:55 Вокзал. Жду Люду. Может она приедет на одном их проходящих поездов. С электричкой четырехчасовой она не приехала.
Зашел в редакцию. К Зуйкову заглянули с Володей. Василий Александрович – верх радушия – улыбается так будто рад нам невероятно. «Вот десять заявлений на землю» – говорит он. – «Надо рассматривать.» Что только не пишут заявления: «Прошу выдать мне в вечное пользование 30-40 гектаров земли. Виды деятельности: 1. животноводческий комплекс 2. другие виды деятельности» Пинчук из «России» берет землю под содержание дойного стада. Его сын то собирается разводить в озере карпов, то добывать из этого же озера сапропель… Планов много, большинство сильно отдает авантюрой. Пинчук с сыном вдруг переругался.
18:25 Опаздывают поезда. Нет ни одного. Странно и тревожно.
Люда приехала на почтово-багажном.
11 мая 90 года
День просидел в заточении четырех стен. Погода была холодная и хмурая, дождь прошел, правда недолгий
Читал Вл.Тендрякова. «На блаженном острове коммунизма». Остроумный и злой рассказ о посещении правительственной дачи.
Пытался писать, то толку от этого было мало. Я всё безжалостно браковал, начинал снова и снова не то…
Измучил меня Егор Иванович Смирнов
12 мая 90 года
23:35 Время уходит, не ухватить. Поздно встал, долго размаивался. Володя позвонил и я с полчаса разговаривал с ним, сидя за столом в одних трусах, не успев еще ни умыться, не продрать глаза.
Пока я приводил себя в божеский вид, пришел Костя. «Контрольную написал, все решил. Одно задачу никто не решил, я один решил, только не знаю правильно ли. Потом другим объяснял как решать. В двух местах сомневаюсь.»
Встретил Люду с работы, прошлись по магазинам, почти, впрочем, безрезультатно. Пусто. Ничего там нет. Померял куртку кооперативную. Впору, но… дорого. Повесил на место.
Вечером сходил в баню, хорошо попарился на полке, о предстоящей работе старался не думать.
13 мая 90 года
3:50 Четвертую страницу не дописал, сил нет.
«Егор Иванович в рассказах о себе скуп и немногословен: «Страшно было, кто скажет (неразб.), что не так, – не верьте. Жить все хотели»
Вспоминал как этот день я уходил в армию, как зябко было, дело шло к холодам, как неуютно и боязно было, но в то же время меня переполняла вера в том, что все у меня будет хорошо и ладно и я вернусь домой возмужавший и окрепший
{Вклейка из записной книжки 13 мая 90 года
16:20 Костер на берегу Осинового ручья. Печём картошку. Кукушка куковала в глубине леса. Ежика Костя, отойдя метров на 30 от кострища, нашел и долго ждал с фотоаппаратом, когда он развернется. Так и не дождался. Какие-то желтые пичуги у дороги, похожие на трясогузок. Жёлтые бубенцы купальницы, фиалки, лютики, белая звездчатка…
С ручья, заболоченного с краю, дул ветер, отворачивающий дым в сторону леса. Я разулся и ходил босиком. Земля еще холодит, но уже не обжигает ступней. Черника зацветает, какие-то неведомые пестрые цветки на длинных ножках. Кукушкин чай – это такие с малиновым оттенком цветы –не цветы, которые растут вдоль канав в сырых местах.
Комаров в лесу пока нет. Черемуха уже отцветает, а сирень пока еще «сидит(»), ждет тепла.
Вклейка из записной книжки}
14 мая 90 года
4:30 Написал «Обелиск», не хватает только емкой и ударной концовки в несколько строк. Утром доделаю. Уже светает, из форточки тянет утренней свежестью. Зябко.
16:45 Наконец-то я завершил капитальный труд под названием «Зеленый обелиск» Недоволен результатом. Трудов и сил положил много, а толку нет. Много повторов, своих же, уже не раз сказанных слов. Главного так и не сказано, все вокруг да около.
Пришел Костя. За контрольную по алгебре четверка. Как написал диктант – неизвестно.
15 мая 90 года
2:30 Зарисовку (не люблю этого слова) о Валентине Андрееве не дописал, уткнулся в тупик. Все это так, отписка. Очень поверхностно. Лучше бы вообще ничего не писать, чем так писать. Но надо отчитываться за командировку, никуда от этого не денешься.
Я бываю очень несвободен в слове, теряю чутье, пишу коряво, чувствую это и ничего не могу с собой поделать.
20:25 Костя, единственный в классе, получил «пятерку» за контрольную по физике. Пришел довольный. Я отправил его в магазин за маслом и он купил аж полтора килограмма.
Получил на почте 90 рублей и гонорар 22 рубля, продлил подписку на «Наш современник», «Слово» и «Литературную учебу».
День с утра мозглый, дождливый. Спал до половины одиннадцатого, давно так безмятежно не спал. Дождь принимался несколько раз кряду. Вечером, с полчаса назад, наползла большая сизая туча, хлынул ливень, отвесный, прямой, минут двадцать поливал землю, с грохотом хлестал по карнизам, лупил в стекла
22:50 Купил вторую книгу Андрея Белого из серии литературных мемуаров «Начало века». Чтобы купить ее, сдал Михаила Дудина, Эрвина Штриматтера, Ларса Лоренса, Сергея Есенина и еще что-то. Стоит Борис Бугаев 10 рублей. Такова отнюдь не корпоративная, а государственная цена.
{Вклейка стихов Руслана Дериглазова из Новгородской правды}
{Вклейка из Знамя Октября о том, что в Хирцове сгорел жилой дом}
16 мая 90 года
0:50 Хочу спать, но надо еще дописать зарисовку о Валентине. День прошел в суете
2:30 Кое-как добил Валентинову «парсуну», коя получилась не совсем похожей не оригинал, но что тут поделаешь.
Открыл форточку, соловей поет где-то совсем рядом, грохот железной дороги не пугает сладкоголосого певуна.
10:25 В автобусе. Погода хмурая, мелкий дождь – сеянец.
23:25 Пишу у Дериглазовых, в кабинете Руслана, среди книг, фотографий, картинок и милых безделушек. Заходил к Лавровым, просидел у них часа три. Алена рассказывала, рассказывала и не могла остановиться… Только теперь я понял за что её полюбил Коля, чем она была ему дорога. Почему же раньше мне не хватило ума и проницательности, которую я в себе так ценю, увидеть это? Сегодня она была мила, ровна, сдержанна, говорила о Коле так, что было ясно как любила она его, как они вместе жили.
17 мая 90 года
2:15 Не выходит из головы разговор с Аленой. И накануне смерти Коля жаловался на сердце, сказал: «Что-то сердце побаливает.» Но так обыденно сказал. …
Премию и диплом Смульский вручил как-то комом, никто его не слушал, собрание кончалось. Витя Крутиков подошел, поздравил и сказал: «Давно пора. Я еще в прошлом году пробивал тебя. У тебя там, помнишь, «забытые луга» были? Но тогда меня не послушали»
Премия, я за нее расписался заранее, составила странную сумму: 90 рублей 80 копеек. Не больше, ни меньше.
Сдал «Валентина Андреева» в печать, подготовил залежавшиеся авторские материалы, подновил, подправил. «Убыточную арифметику» малость изменил. Оказывается, она лежала в типографии, никто о ней толком и не знал. Даже не набран был текст. Я ходил в типографию, разыскивал свои материалы, пожилая женщина – выпускающая спросила кто я такой. «Как же, как же, фамилию знаю, а вот вижу в первый раз…»
Хорошо, что я заранее предупредил Алену о своем визите…Ольга сидела молча в продолжении всего нашего разговора и только к концу, чуть улыбаясь, заговорила, поблагодарила за книгу, я подарил ей Буссенара «Капитан – сорви-голова» и «Гамбусино» какого-то другого писателя.
8:30 Новгород. Дождь идет. Пишу Колиной авторучкой, испытывая сложное чувство жалости к нему и волнения. Я помню эту ручку. Он мне как-то показывал её, мы как раз завели речь о ручках, о том как приятно сознавать, что пишешь любимой ручкой, а (не) первой подвернувшейся под руку… Алена открыла его портфель, сердце у меня защемило, достала газету «Труд», «Дайджест», последний его реферат.
Подберезье. Дождь так и льет.
14:05 Зашел в книжный магазин. Там как раз сгружали книги. Надо будет вечером сходить.
18 мая 90 года
22:45 Боровичи, ул. Кузнецова, 2, кв.22
Временное Мишкино жилье. Дорога у меня сегодня очень неудачная. На «Юность» я сел без билета, заплатив три рубля проводнику. Зачем-то он спросил мою фамилию, сказав, что в поезде контролеры. Наверное он сказал это, чтобы скрасить ситуацию с расчетом. Поезд долго стоял, не доезжая Торбина, я маялся в коридоре купейного вагона. То сидел на приставной скамейке, то стоял у окна. В Окуловку прибыли уже в шестом часу, купил билет на автобус и в 6:10 поехал на Боровичи.
19 мая 90 года
14:35 Град, размером с конфеты-драже, забарабанил по стеклу, в пять минут побелив землю зернистым искрянистым слоем.
20 мая 90 года
2:10 Провожал Наташу до Футбольного поля. Холодно, темно и сыро после дождя, принимавшегося сегодня за день раз пять.
Необычно долгий, на полминуты, метеорит, прочертивший звездное небо над нашей крышей по направлению к Кассиопее, висевшей над лесом.
Утром. Холодно. Натопленная к ночи печка остыла. Мама накормила оладьями с брусникой и сметаной. Посмотрел «Утреннюю почту» по телевизору. Лежу на диване в маленькой комнате и пишу.
21 мая 90 года
0:45 Почти весь день провозился с забором. Поменял у бани четыре прясла, включая три новых столба. Старые доски пришлось отколачивать. Помогал мне Павлик.
Собирался сходить к Зое Константиновне, к Вере, но времени на это уже не осталось.
Мама пекла кокорки с картошкой и ватрушки с брусникой и малиной. А утром были оладьи. Я имел полную возможность еще раз убедиться в справедливости слов Козьмы Пруткова: «Два дела, единожды начавши, трудно кончить: чесать где чешется и вкушать хорошую пищу» С пирогами я переусердствовал и мучился потом от обжорства.
Наташа купила для Кости модную куртку за 60 рублей и полувер за полсотни. Вещи дорогие, но хорошие и добротные – грех не купить.
1:15 Поеду автобусом. Договориться с машиной не удалось. На первый идти бесполезно, поеду в 11:30, если он пройдет мимо.
Небо сегодня в черных, бороздами, облаках.
Когда возился с забором, явственно слышал отдаленный голос кукушки, доносившийся откуда-то из сосняка за огородами.
Во вчерашней газете на первой полосе моя многострадальная зарисовка «Сдвинуть с места колесницу». Правка минимальная, всего одна опечатка: вместо «топкой тропы» поставлено «тонкая».
Мишка нагнал на меня тоску своими рассказами о дрязгах на работе
13:45 Окуловка. Наташа проводила меня на Перелучский автобус. Пришел он с большим опозданием, на окуловский успели еле-еле.
22 мая 90 года
11:15
Пишу Колиной ручкой и думаю о нём, думаю… В последний раз, когда я был у него в январе, и мы завели речь о смерти, о том, кому и где лежать в могиле, несерьезный в общем-то разговор, он сказал, что конечно хотел бы остаться навеки в Хвойной, а я сказал, что, конечно, в Посаде… Легли мы раньше обычного. Утром Коля сказал, что почти всю ночь не спал, – нога измучила.
12:30 Мелодия Глюка из оперы «Орфей»
23 мая 90 года
03:00 Холодно. Никак не может зацвести сирень. Заморозки по утрам. Мама уже трижды сажала капусту и трижды все вымерзало.
День ушел на суету. Разобрал газеты, делал вырезки, клеил по тетрадкам. Нервничал. Днем спал.
Костю освободили он экзаменов. Завтра – последний день в школе. По физике у него единственная, из всего класса, пятерка.
Володя Михайлов звонил. Предлагал аккредитоваться на съезде. Я бы, конечно, не против, но кто на это пойдет. Слишком накладно держать журналиста в Москве.
Днем. Костя пришел с Саней Михайловым. От экзаменов его освободили, он теперь свободный человек. Ходил к Сане помогать готовиться к физике
24:45 Спор об авторстве «Тихого Дона»
24 мая 90 года
00:45 Разговаривал с Костей о природе человека, о душе, о смерти и бессмертии, о гении Толстого, Достоевского, Чехова, о живородящей силе добра… Человек он зрелый и говорить с ним можно на равных, что меня радует
22:55 Костя собирается в поход на озеро Спас. Поедут они вдвоём с Антиповым на велосипедах.
Думаю о Коле. Ищу в своих старых дневниках следы упоминаний о нём. Нет утешения
Сегодня три месяца, как его нет, а мне все кажется, что весть о его смерти, похороны, разговор с Аленой, пустая квартира на проспекте Гагарина – все дурной сон.
25 мая 90 года
1:00 Где-то воет собака Тоскливый, протяжный, как по покойнику, вой. Никогда такого здесь не слышал.
26 мая 90 года
03:00 Проводили Таню с Андрюшей на боровичский поезд. Они приши уже в двенадцатом часу ночи, когда мы укладывались спать. Попили чаю, поговорили. Андрюша – курчавый, капризный отрок с питерским выговором
Ищу своих дневниках упоминания о Коле. Как мало и бегло я писал о наших встречах и разговорах, как невнимателен был к нему, теперь жалею, да какой прок от этой жалости?
16:00 Костя ушёл к Ире Бутовой. Сегодня у нее день рождения. Я полгорода обошел в поисках сирени.
27 мая 90 года
13:55 Окуловка. Холодно, мрачно
Скорее бы к теплу, к (слово неразб.) Пока ехали в электричке дождь хлестал
Опеченский Посад Намерзлись в дороге. Погода окончательно испортилась. Ветер задул холодный и злой, дождь то и дело припускал и на душе делалось зябко и бесприютно. Приехали в Посад и почти бегом побежали домой. Мама накормила нас щами, ватрушками с творогом и картошкой. Костя собирается к Павлику на первую линию. Они с Васькой трудятся на гараже, мы увидели их с дороги. А я хотел бы взяться за работу, да пришла Наташа и потекли наши бесконечные разговоры
28 мая 90 года
1:50 Может быть сегодня к вечеру приедет Руслан Дериглазов. Он собрался в командировку в Боровичи, а заодно и завернуть к нам.
Вчера вечером звонила женщина по обмену. Нашу двухкомнатную обменять на однокомнатную в Западном районе. Встретится договорились через неделю. Немного не по себе от того, что перемены в нашей жизни, о которых мы говорим уже второй год, вдруг вплотную придвинулись к нам.
Хотим определить Костю в лицей при пединституте. Если, конечно, из этой затеи что-то получится. Утром звонил Гриш, просил его хорошенько обо всем разузнать.
На душе печаль и тревога, мысли о Коле, поздние сожаления, неопределенность в будущем – все угнетает, гложет сердце, убавляет радость. Жизнь потеряла краски. Неужели навсегда?
Наташа выкупила 2й (почему-то?) том словаря Даля. Роскошное факсимильное издание.
29 мая 90 года
1:40 Завтра рано вставать. Поеду в Окуловку. Разговаривал с Людой, она сказала, что звонил Смульский, спрашивал где я, просил позвонить завтра в половине девятого.
Руслан не приехал. Двухчасовой автобус он проморгал, а на следующем ехать уже не было смысла, он в этот же день возвращался назад.
22:00 Ястреб в высоком облачном небе. Широкими коническими кругами плавно кружил он в белых облачных высотах и напоминал почему-то крупную хищную рыбу, лениво перебирающую хвостом и плавниками.
22:45 Дурное настроение. Смульский что-то темнит. Позвонил ему из Окуловки, сказал, что нашел обмен на однокомнатную квартиру, он спросил: «А вас это устроит?» Я сказал, что нет, конечно, только как вариант обмена. Тогда он спросил своим грубо-надменным голосом: «А с Боровичами у вас ничего не выходит?» «Вы же сами говорили, что этот вариант не годится, я и не интересовался даже.» «Ну хорошо. Завтра я уезжаю в Боровичи, в пятницу вам позвоню. Вы будете на месте?»
Вот такой разговор. Из него явствует, что с Новгородом ничего не выходит и в редакции не знают куда меня ткнуть. Грустно чувствовать себя лишним.
Ездили с Александром Ивановичем и молодым шофером Вадимом на новом редакционном «Москвиче» в колхоз имени Ленина. Заехали в контору «Куйбышевского». Никого там не застали, директор и парторг в отъезде, агроном в отгуле. Поговорил насчет арендаторов с главбухом Ниной Сергеевной.
Удивительно красивые места. Висленев Остров – большая деревня на горе, откуда виден уже Любытинский район. Полтора километра пограничной дороги.
Зашли к бывшему председателю Николаю Васильевичу Иванову. Чисто и опрятно в большом светлом доме. Книжный шкаф, сервант с посудой. Круглый стол, застеленный клеенкой. Н.В. – высокий, сутоловатый старик, с всклокоченной седой шевелюрой. Очки, хитро прищуренные изучающие глаза. Говорит ясно и точно, как человек, который привыкший все самостоятельно обдумывать.
Вера Васильева – полноватая, с круглыми чертами лица и медлительно-четким голосом, женщина изрядных лет. Не спрашивая нас, налила нам с А.И. по тарелке щей из серого крошева. «Ешьте, у нас все свое, без нитратов. Поросеночка держим, капусту квашу только в деревянной посуде, знаю секрет как ее хранить.»
Щи были вкусны и наваристы, овсяная каша, за которую хозяйка извинилась, была сварена в русской печке и имела красноватый оттенок
Угощали нас со всем радушием и гостеприимством русской души. Невозможно было уйти из-за стола с чувством легкого голода, как советуют врачи. Наелись мы до отвала, хотя и старались изо всех сил не усердствовать.
Когда речь зашла о Вавилове и Н.В. и В.В. незаметно вытерли покрасневшие глаза. «Когда смотрели по телевизору фильм о Вавилове, я плакал. Каких людей сгубили! Какие умные головы уничтожены!»
Дрова, уложенные в аккуратные поленницы под крышей, дорожка из плитки ведет от калинки до входных дверей.
30 мая 90 года
12:15 Разбитое, болезненное состояние. Встал поздно. Прошлись с Наташей по магазинам – народ звереет, берут все подряд. В Боровичах заглянул в универмаг – пустые полки.
15:30 Холодно. Время уходит понапрасну, в никуда. Настроение от этого портится, еще более углубляется ощущение пустоты и безнадежности.
19:30 Умер Рудольф Михайлович Мартин. От э/плитки загорелся дом. Его вытащили, но он, потрясенный случившимся, впал в беспамятство, два дня пролежал в больнице, успев сказать, что восемь дней болел и не выходил из дома, и умер. Хоронили его за счет совета ветеранов. Денег на его книжке осталось всего 53 копейки. Но похоронили с почестями: было много венков, от райкома, роно, от приехавших на похороны брата-генерала и сестры из Новгорода. Александра Ивановна обо всем этом рассказала по телефону. Еще один брат-адмирал не смог приехать из Сибири.
В последний раз я видел Р.М. месяц назад, на конференции в Мошенском. Мы поздоровались. Меня поразил его постаревший, изможденный вид. Он ходил с палочкой, осторожно переставляя больные ноги. Плохо выбритое лицо с отвислой старческой кожей было бледным, глаза горели нездоровым блеском. Р.М. был нетверд в речи, медлителен и нерасторопен. Мы поговорили совсем немного. Он жаловался, что Хирцово разрушено, что там перекопано и испорчено, что остался один на своем «хуторе» Совсем один, а здоровья нет, старость… Я был занят какими-то более важными делами и больше уже почти не подходил к Р.М., решив, что в отпуске обязательно навещу его и мы поговорим основательно и неторопливо. И вот не успел. Трогательно и беспомощно выглядел у него в полиэтиленовом пакете продуктовый набор, состоящий из банки растворимого кофе и коробки конфет. Жалко мне его стало, но что наша мимолетная жалость? Прошла и нет следа.
30 мая 90 года
01:15 «Две лодки нынче сделал, а в мае занемог, за весь месяц гвоздя не забил. Завтра пойду на берег, там у меня все приготовлено, может и начну, если силы будут и здоровье позволит. Новых заказов не беру. Прошлогодние дай бог выполнить.»
Дмитрий Вас. Синицын (из телефонного разговора)
Колхоз имени Ленина. Относительное благополучие шестидесятых-начала семидесятых и полный развал в конце семидесятых. И все эти годы прошли под знаменем подъема сельского хозяйства. Вводили мелиорацию, гробя на это миллиарды, и одновременно с этим запускали старопахотные земли. Трещали об агрогородах и гробили остатки деревенского уклада, обескровив и истощив деревню, лишив ее будушего.
Поля вдоль дороги. Свежий ольховый подрост, возникший года три тому назад. Что не надо человеку, то забирает от него природа, приспосабливая бесхозную землю под свои нужды.
13:45 Электричка на Окуловку. Тепло свалилось неожиданно, как повышение цен, как переход на рыночную экономику… Все на нас свалилось неожиданно, как гром небесный.
Смерч в Боровичах на автостанции. Ровный, слегка расширенный кверху столб крутящейся пыли возник вдруг из ничего, из пустоты. С минуту волчком крутился на месте, все круче уходя вверх, потом чуть сдвинулся, рассеялся и пропал.
Оборвалась ручка у белой сумки. Мелкая дорожная неприятность действует на нервы. В боровичском автобусе разговорился с Юрой Каратичиным(.) Он все такой же: изящно-простецкий. Такое вот странное сочетание.
Вчера ходил в кино на «Леди Макбет Мценского уезда.» В пустом зале, кроме меня, сидела немолодая супружеская пара. Потом набежали пьяные молодцы, смачно комментируя альковные сцены, коих в этом красивом фильме было больше, чем достаточно.
Люди похваляются болезнями, как орденами.
«У меня остеохондроз, рука немеет и болит. Полжелудка вырезано, прописана диета.»
«А у меня тоже остеохондроз и еще ишемическая болезнь сердца.» (из разговора в электричке